Сто историй любви Джульетты

Пока варится кофе, я звоню со стационарного телефона в единственную буксирную компанию в Рыбной Гавани. Мобильного у меня нет, да и сигнал здесь все равно отсутствует.

– Алло?

– Привет, Рон, это Себастьен Монтегю.

– Себастьен! Я всегда рад тебя слышать, но раз ты звонишь по этому номеру, значит, у тебя неприятности.

– Не у меня, у знакомой, – говорю я, открывая бар и доставая бутылку «Бейлис», чтобы плеснуть в кофе немного ликера: думаю, и Элен не откажется. – Она врезалась в сугроб поблизости от моего дома; нужно отбуксировать машину и отвезти в город ее саму. Тебе далековато, поэтому я с удовольствием оплачу поездку туда и обратно.

– Извини, чувак, хотел бы тебе помочь, – говорит Рон, – но разве ты не видел новости? Надвигается буря. Центр уже перекрыт, а дороги в вашем направлении закрываются прямо сейчас.

– Ты серьезно?

– Нет, я так шучу, – иронизирует Рон.

– Как скоро откроют дороги?

Может быть, я смогу отвезти Элен на своем грузовичке, а Рон позже вытащит ее машину из сугроба?

– Неизвестно, чувак, говорят, такого давно не было. Там, в глуши, тебя может занести снегом на два-три дня.

Размечтался выпроводить ее из дома, ага! И вылететь утренним рейсом из Анкориджа.

Я хватаю с полки бутылку водки и делаю большой глоток, хотя не люблю этот напиток. Но «Бейлиса» явно маловато будет.

Что же делать? Думай, думай, думай.

Ничего страшного, дом у меня большой. Устрою Элен в гостевой спальне, где есть собственная мини-кухня. Мы вообще не встретимся за эти несколько дней. А когда дороги откроют, я отвезу ее в город, а сам поеду в аэропорт и сяду на любой рейс, который унесет меня куда-нибудь подальше. Главное – чтобы она не успела ко мне привязаться. Если она будет меня презирать, возможно, проклятие останется в узде. И Элен выживет.

В ухо гудит голос Рона. Я совсем забыл, что все еще прижимаю трубку к уху.

– Я позвоню тебе, когда откроют дороги, ладно, чувак?

– Да, хорошо. Спасибо.

Я вешаю трубку и делаю еще глоток водки.

Когда кофе готов, я ставлю на поднос «Бейлис», кофейник и чашки и зажимаю под мышкой аптечку первой помощи. Элен устроилась на кожаном диване, укрывшись пледом и положив левую ногу на подлокотник. Она повесила куртку, шапку, перчатки, ботинки и носки сушиться на карниз перед камином и не слышит, как я подхожу. Я могу ее рассмотреть. Волосы каскадом падают на милое лицо с мягкими чертами. Отстраненное и задумчивое выражение: ее мысли витают где-то далеко. Нежный изгиб губ – так и хочется прикоснуться к ним своими.

Прекрати.

Я откашливаюсь, чтобы разрушить чары. Элен поднимает голову.

– Напитки, – говорю я, ставя поднос на кофейный столик.

С короткими предложениями меньше рискуешь ошибиться.

Она садится и морщится.

– Лодыжку потянула? – спрашиваю я.

– Похоже.

Вопреки здравому смыслу, я сажусь на кофейный столик напротив нее.

– Положи сюда ногу. Дай посмотрю.

Элен повинуется не сразу. Я определенно сбил ее с толку своими перепадами настроения.

Лучше бы ее оттолкнуть, но нельзя же отказать человеку в медицинской помощи.

Она кладет ногу не на кофейный столик, а мне на колено.

Я невольно отшатываюсь. Не потому, что не хочу к ней прикасаться, а потому что не должен.

Элен неправильно истолковывает мою реакцию.

– О боже, моя нога плохо пахнет?

Она немедленно убирает ногу.

– Ты прекрасно пахнешь, – хрипло говорю я, поднимаю ее ногу и возвращаю ступню себе на колено; однако стараюсь прикасаться только к джинсам, а не к голой коже. Так не считается. – Можешь пошевелить ступней?

Она пробует сделать вращательное движение и морщится.

– Больно.

– Где болит, кость или мышцы?

– Наверное, мышцы. Трудно сказать.

Я осторожно сжимаю ее лодыжку.

Как только кончики пальцев касаются ее ноги, меня обдает жаром. Я внезапно пьянею от ощущения солнечного света, хотя сейчас вечер.

Отпустить? Не могу. Не хочу.

Я убеждаю себя, что должен перевязать ей лодыжку. При растяжении нужна тугая повязка, а она не сможет обратиться к врачу, пока дороги не расчистят.

Ошеломленный ее близостью, я негнущимися пальцами накладываю тугую повязку. Сердце буквально выскакивает из груди.

Надо вновь установить дистанцию. Не только физическую, но и эмоциональную. Я опускаю ее ногу на кофейный столик и почти бегом направляюсь к креслу на другом конце гостиной.

– Спасибо за заботу, – говорит Элен.

– Это в моих интересах, – холодно произношу я. – Сама будешь себе прислуживать, раз уж застряла.

Она съеживается, однако быстро приходит в себя и спрашивает:

– Что ты имеешь в виду?

– О, забыл сказать. Эвакуатор не приедет, потому что дороги перекрыты из-за надвигающейся снежной бури. Ты здесь надолго.

Сейчас она нахмурится и выложит все, что обо мне думает. Вполне нормальная реакция.

Элен наливает себе в кофе изрядную порцию ликера и говорит:

– Отлично. Тогда у тебя есть время объяснить, почему со мной ты ведешь себя как засранец, а для всех остальных ты практически святой.

Оксфорд, Англия, 1839 год