Нырнув за стойку, чтобы закрыть кассу, я вспоминаю, как весь порт пел вместе с ним морскую песню.
– Его здесь любят. Он не ушел из больницы, пока не убедился, что с ребенком все в порядке. Возможно, у Себастьена ко мне что-то личное.
– Ты и вправду немножко поторопила события, – говорит Кэти. – Набросилась на него в первый же вечер.
– Ничего подобного.
У Кэти пиликает телефон.
– СМС от мамы. Хочешь пообщаться с ней в видеочате?
Я улыбаюсь. Мне повезло, что мама и сестра – мои лучшие подруги. Мы болтаем втроем почти каждый день.
– Да, конечно, – говорю я. – Только дайте мне закончить работу.
– Хорошо, позвони, когда закончишь.
Кэти вешает трубку. Я убираю детский игровой столик, задерживаясь на минуту над «Церемонией присвоения имен» – иллюстрированной книжкой, которую я читала сегодня очаровательным маленьким девочкам. Они только начали ходить и еще достаточно малы, чтобы пахнуть молочком и детским лосьоном, и меня восхищает их младенческий восторг от всего, о чем я им читала.
Когда я занималась с детишками, сердце немного щемило от мысли, что я, наверное, никогда не рожу своего собственного ребенка. Но по большей части их заливистый смех и наивная любознательность наполняли меня умиротворяющей радостью. Пожалуй, я буду добровольно приходить читать им сказки, когда закончу эту работу.
Прибравшись в детском уголке, направляюсь в заднюю комнату и ставлю на стол коробку с новыми поступлениями, которые надо занести в каталог. Завтра возвращается из Аризоны Анджела, и к ее приезду все должно быть в идеальном состоянии.
Потом я звоню маме и Кэти.
– Привет, девочки!
Мама улыбается на весь экран.
– Отодвинь немного планшет, – советует ей Кэти. – А то я вижу крупным планом волосы у тебя на подбородке.
– Я думала, тебе нравятся мои волосы на подбородке. – Мама поправляет камеру, чтобы мы видели ее лицо. То есть две трети ее лица.
Мама любит повторять, что у нее «проблемы с хронотехнологиями». На самом деле это означает «я слишком стара, чтобы заботиться об идеальном ракурсе и освещении, а вы мои дочери, так что радуйтесь любой части моего лица, которую сможете увидеть».
– У тебя нет никаких волос на подбородке, мам, – говорю я.
– Знаю, но если бы были, ты ведь сказала бы, что они симпатичные? – подмигивает она. – В общем, Кэти только что поделилась со мной последними выходками героя твоих рассказов.
– Он не герой моих рассказов.
Я начинаю жалеть, что рассказала им о сходстве Себастьена с героем моих зарисовок.
– Правильно, он больше не герой рассказов, – напоминает маме Кэти. – Мы ведь изменили его имя на Себастьен Головокружительный.
– Ничего мы не меняли, – протестую я.
– Ты не в курсе.
– Мама!
Она пожимает плечами.
– Себастьен Головокружительный лучше, чем Принц Безрассудство.
– О боже! Зачем я вообще с вами делюсь?!
Я хватаю со стола перочинный нож и вскрываю коробку с новыми книгами.
– Прости, солнышко, – извиняется мама. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. Как продвигается роман?
– Никак.
– Что значит «никак»?
Я вздыхаю и опускаюсь на стул.
– Значит, ничего не выходит. Я полторы недели читаю книгу о написании романов и понимаю, о чем там говорится, но это не помогает.
– Ну, ты ведь только начала, – утешает мама. – Нужно потренироваться. Я знаю, что ты писала короткие рассказы еще в школе, но роман – совсем другое дело. Будь терпелива. У тебя талант. Все получится.
– То-то и оно. Я умею писать. Проблема… в самой истории. – Я тычу пальцем в коробку. – Знаешь, у меня какое-то странное чувство по поводу этих набросков. Они должны соединиться в единое, цельное произведение. Я просто не понимаю, как это сделать.
– Наброски исторические, верно? – спрашивает мама. – А что, если ты сочинишь роман о путешествиях во времени?
– Нет, мимо, – качаю головой я. – Я, конечно, люблю научную фантастику, но здесь нужен другой подход.
– О-о, придумала! – наклоняется к камере Кэти. – Как насчет рецепта древней ведьмы для приготовления любовного зелья, который передается из поколения в поколение? Может быть, твои наброски – то, что происходит всякий раз, когда пара получает в свои руки колдовской эликсир?
Я фыркаю. Мозговой штурм моих родных ни к чему не приводит.
– А может, – говорит мама, – ты слишком зациклилась? Ты удалилась от мира, чтобы писать, и не пользуешься тем, что тебя окружает.
– Арктической зимой? – иронизирую я.
– Нет, милая. Все происходит не просто так. Почему ты оказалась на Аляске? Возможно, ответ где-то там, а не в твоей голове.
– Возможно.
Я улыбаюсь. Их идеи нелепы, но они искренне хотят помочь.
Рядом с Кэти появляется трехгодовалый Тревор.
Я энергично машу рукой, потому что он мой самый любимый ребенок на свете. Однако малыш меня не замечает.
– Мама! – обращается он к Кэти. – Я принес тебе козявку.
Тревор протягивает Кэти сокровище, добытое специально для нее. Кэти ничем не прошибешь.
– Ух ты, спасибо, дружок. Впрочем, знаешь? Ты уже подарил маме столько козявок, отнеси эту папе.
Малыш изучает козявку у себя на пальце, словно определяя, подойдет ли этот конкретный подарок его отцу.
– Ты ее не хочешь? – озадаченно спрашивает он у Кэти. – Хорошая козявка.