Сто историй любви Джульетты

На самом деле все известные мне Джульетты любили поесть, но ни одна не увлекалась стряпней. Странно: одни черты остаются неизменными в каждой реинкарнации, а другие меняются. Сущность Джульетты всегда одна и та же – она умна, жизнерадостна, оптимистична; внешность и интересы меняются. Одно неизменно: она всегда никудышный повар.

– Ты не поверишь, сколько раз я ухитрялась испортить замороженную пиццу! – фыркает она. – В общем, готовить я не умею, а вот помыть посуду могу, если хочешь. Я не против.

– Правда?

Я с радостью принимаю предложение. Терпеть не могу мыть посуду.

– А что ты готовишь? – спрашивает она.

– Ризотто. Послушай, Элен, я хотел поговорить…

– Тсс. Давай не будем пока о галерее, ладно? – предлагает она.

Однако мне надо понимать, на каком я свете. Я должен знать, можно ли снять цепи со своего сердца, или лучше держать его под замком.

– Зря я на тебя все вывалил, – говорю я.

Ее пальцы порхают в воздухе, как будто она произносит магическое заклинание.

– Я понимаю, просто не хочу это обсуждать. Во всяком случае, пока.

Элен смотрит куда угодно, только не на меня: на кастрюлю с ризотто, кофемашину, кухонные полотенца, поднос с канноли. У меня сжимается сердце: я узнаю нервную энергию предыдущих Джульетт. Когда ситуация становится слишком пугающей, чтобы ее осознать, они проходят одинаковые этапы. Сначала показная храбрость. Затем паника. Далее следует сбор информации и необходимость действовать. И, наконец, бегство.

Похоже, сейчас Элен хочет зарыться в землю как мышка и ненадолго забыть о том, что творится снаружи. Через какое-то время она выйдет отдохнувшей, смелой и готовой к трудностям.

Сейчас наступил самый опасный этап, и каждая Джульетта справлялась с ним по-своему. Я должен действовать по обстоятельствам, чтобы не напугать мышку и не загнать глубже в норку.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Обсудим позднее.

– Вот именно! – сияет она. – На нас обоих много всего свалилось, но главное – основа. Пусть кто-то, похожий на тебя, был моим воображаемым лучшим другом всю мою сознательную жизнь. И пусть, как ты утверждаешь, тебе почти семьсот лет. Если мы с тобой сейчас не найдем общего языка, все бессмысленно.

Я вздрагиваю, потому что начинаю казаться себе пугающе дряхлым. А выгляжу я не старше тридцати пяти, потому что физически постарел всего лет на десять.

Тянет напомнить Элен, что ее душе не меньше лет, чем моей, это подчеркнет самую страшную часть проклятия: тот факт, что Джульетта вновь и вновь умирает.

Теперь я понимаю, почему Элен так осторожна. Она не может принять мою роль вечного Ромео. Поверить в мои слова – для нее все равно что смириться с собственным смертным приговором. Неудивительно, что она хочет спрятаться в своей норке.

– Я предлагаю вот что, – говорит Элен, отвлекая меня от ужасных мыслей о вечности и неизбежности, – давай отложим в сторону все, что мы помним, и попробуем узнать друг друга здесь и сейчас. Мы все равно заперты в твоем доме. А когда метель закончится, мы поймем, нравимся мы друг другу чисто по-человечески или нет. В противном случае любые великие идеи о судьбе не имеют смысла.

Вполне разумно. Может, я и знаю всех Джульетт прошлого, а с Элен толком не знаком. И она может знать своего выдуманного Себастьена, а не меня.

– Никаких разговоров о твоих зарисовках, Ромео с Джульеттой и проклятиях? – переспрашиваю я.

– Вообще никаких, – кивает Элен. – Просто двое людей тусуются, разгадывают кроссворды, играют в настольные игры или что там еще можно делать во время снежных бурь.

– Кроссворды и настольные игры? – смеюсь я. – Ты так плохо обо мне думаешь?

Она с улыбкой пожимает плечами.

– В том-то и дело, верно? Я ничего о тебе не знаю.

– Ну ладно, – говорю я. – Принимаю предложение, которое ты сделала в «Книжной верфи». Давай начнем сначала. Привет, меня зовут Себастьен. И первое, что тебе следует обо мне знать, – я великолепно готовлю.

Элен

Господи боже, он действительно оказался отличным поваром! Дорвавшись до кухни, Себастьен вошел в раж. Кроме обещанного ризотто он приготовил домашнюю пасту с баклажанами, томатами и базиликом и рыбу-меч с маслинами и каперсами. Я уже молчу о хлебе с хрустящей корочкой, ароматном оливковом масле и салате невероятной свежести. Я бы голову дала на отсечение, что этот хрустящий латук попал в тарелку прямо с грядки, если бы не знала, что за окном – тридцать градусов ниже нуля. В довершение ко всему Себастьен подал еще сырную тарелку. Я даже не подозревала, что в мой желудок может поместиться столько еды и вина. Шеф-повар определенно достоин пяти звезд.

– На десерт – эспрессо и канноли, – говорит он. – Предлагаю перейти в библиотеку.

– Какой шик! – смеюсь я.

Кожа Себастьена под тенью вечерней щетины краснеет, и он застенчиво улыбается. Его не раздражают мои поддразнивания; мне это нравится.

Пока хозяин готовит кофе, я нахожу вчерашний поднос и загружаю на него канноли, потом слизываю с пальцев сладкую сливочную начинку. Себастьен наблюдает за мной с открытым ртом.

Не с вожделением, а так, словно я картина Боттичелли, достойная поклонения.

– Извини, – говорит он, быстро отворачиваясь.