Сто историй любви Джульетты

Но мой мир, перевернутый с ног на голову, уже пошатнулся. Я больше не работаю в газете. У меня больше нет мужа. Я уже видела придуманного мной героя в реальной жизни, а мои личные истории изображены на старинных картинах. Пути назад нет; я вишу над пропастью, цепляясь за одинокую ветку на краю обрыва.

Делаю глубокий вдох и открываю первую тетрадь: дневник Феликса Монтегю.

БЕРН, ШВЕЙЦАРИЯ, 10 ИЮЛЯ 1559 ГОДА

Я теперь часовщик. Не мастер и не подмастерье, скорее где-то посередине. Я прихожу в мастерскую каждое утро в четверть восьмого и здороваюсь с Иоганном Миллером, старым, уважаемым мастером, который руководит четырьмя здешними часовщиками. Я собираю инструменты и начинаю работать. Обычно мне приходится иметь дело с дорогими часами, порой даже семейными реликвиями; мне приятно, что клиенты доверяют мне свои самые ценные сокровища.

В девять часов я делаю перерыв на «снюни», утренний перекус. Я всегда беру с собой печенье собственного изобретения, которое пеку дома и приношу на работу аккуратно завернутым в бумагу. Печенье с кремом из шоколада и фундука наполняет мастерскую волшебным ароматом сливочного масла, пьянящих дрожжей и легкого, как перышко, сахара, похожего на снегопад. Это любимая сладость моей Джульетты во всех ее жизнях, и я ем корнетто каждое утро, чтобы она была со мной, особенно в долгие годы одиночества. Маленькие радости помогают мне пережить вечное ожидание.

Когда часы бьют полдень, магазин закрывается на обед. Большинство жителей города стекаются в кафе с видом на Альпы или знаменитую часовую башню Берна. Но сегодня мне захотелось попробовать что-нибудь новенькое. Вчерашний посетитель упомянул Café Hier, необычный домашний ресторанчик при гостинице Nuessle Inn. На развилке мощеных улиц, когда другие часовщики пошли направо, я повернул налево.

В Café Hier оказалось довольно много посетителей для такого маленького зала, а работала только одна официантка. Отсутствие окон и низкие потолочные балки вызвали у меня легкую клаустрофобию, и я чуть не пожалел о своем решении поесть там, а не в просторных кафе с террасами на главной площади. Потом подошла официантка, и все вокруг исчезло: я почувствовал на языке вкус медового вина.

Джульетта.

Я напрочь забыл о низком потолке. Я согласился бы сидеть хоть в пещере, только бы видеть Джульетту – девушку, сияющую ярче солнца, ослепительнее башни с часами или высокогорного альпийского хребта.

Я так много хотел ей сказать… Я скучал по тебе! Я вспоминал тебя только сегодня утром, когда ел корнетто! Я ужасно сожалею о Лиссабоне, и Майнце, и Сицилии, обо всем. Ты помнишь, кто мы такие?

Пока она вела меня к столику, я молчал, охваченный благоговейным трепетом. А она, как и положено гостеприимной хозяйке, болтала без умолку. Гостиницей Nuessle Inn владеет ее семья. Ее зовут Клара. Фирменное блюдо сегодня – шницель.

Клара. Я попробовал это имя на язык.

Она улыбнулась, и я понял, что произнес его вслух – мое первое слово в ее присутствии. Клара.

Отныне я буду обедать здесь каждый день.

Это конец первой записи Феликса, и она почти полностью совпадает с моей зарисовкой. Правда, я не знала конкретной даты начала истории Феликса и Клары. Тем не менее дневник начинается десятого июля, в день бала у Капулетти, когда Ромео впервые встретил Джульетту. Точно так же, как и дневник Ренье, который я прочла раньше.

Мы всегда встречаемся в один и тот же день? Так вот почему Себастьен использовал эту дату в коде безопасности для галереи!

В моем рассказе о Феликсе с Кларой не было дальнейшей истории после их первой встречи. Я начинаю понимать, что подходила к своим зарисовкам в духе диснеевских сказок, придумывая любовь с первого взгляда и предполагая, что герои будут жить долго и счастливо.

Заинтригованная и напуганная тем, как может развиваться история, которую, как мне казалось, сама же и придумала, я углубляюсь в записи. Феликс подробно описывает встречи с Кларой, тщательно сохраняя самые незначительные мелочи: что он заказал на обед, как были уложены ее волосы, кто заговорил первым.

Кому-то другому приведенные подробности могут показаться скучными, а я понимаю: это привычки человека, который знает цену потерям. Когда моему папе поставили диагноз «опухоль головного мозга, агрессивная и неизлечимая», мы с мамой и Кэти начали одержимо собирать каждую секунду, проведенную с папой. Я записывала все, что он говорил, особенно советы, которыми он хотел поделиться. Кэти каждый день снимала его на видео. Мама хранила пряди его волос, когда они начали выпадать, высушивала по цветку из каждого букета с пожеланиями скорейшего выздоровления и даже хранила больничные браслеты, как корешки билетов с первого свидания, или скорее последнего.

Мы не знали, когда что-то произойдет в последний раз. Я вытираю слезу, вспоминая папу, сидящего в зрительном зале, когда я играла Джульетту.