Сто лет одного мифа

Опасавшиеся возобновления шумихи в прессе Винифред и Вольфганг настоятельно просили ее воздержаться от посещения фестиваля, но своенравная американка снова приехала, и снова без гроша в кармане. В Нюрнберге она получила послание младшего брата с категорическим запретом появляться в Доме торжественных представлений. Тем не менее она добралась на поезде до Байройта, где ее никто не ждал и не встречал. Она дважды переночевала в Оберварменштайнахе у матери, а потом Бодо Лафференц оплатил ей проживание в гостинице «Пост». Во время фестиваля Фриделинда появлялась на всех представлениях и поражала публику, как и годом раньше, роскошными нарядами. Питалась она в фестивальном ресторане «в кредит», то есть фактически за счет семьи. Когда ей указывали, что суд может описать ее наряды, она отвечала, что в этом случае приедет голой, и многие считали ее способной на это. Адвокат баронессы настаивал, что ответчица и теперь обладает достаточными средствами, имея в виду, что в наследство от Евы Чемберлен она получила кое-какие художественные и антикварные ценности, которые могут быть немедленно арестованы. Он потребовал допросить ответчицу на новом судебном заседании, которое состоялось уже после фестиваля – в сентябре 1954 года. Допрошенные на суде Винифред и Вольфганг подтвердили, что Ева лишила наследства старшую племянницу в пользу Верены, и в конце концов обвинивший Фриделинду в халатности суд потребовал от нее выплатить 22 000 марок. Это было, конечно, значительно меньше трехсот тысяч, которые надеялась получить с нее баронесса, но выплатить их Фриделинда тоже никак не могла, не пожертвовав своим будущим наследством. Дело кончилось тем, что братья удовлетворили претензии истицы, но пообещали Фриделинде впоследствии удержать эти деньги из ее доли семейного капитала.

* * *

К тому времени Винифред уже давно с тоской признала, что дети в семье Виланда имеют слабое представление об истории семьи и о семейных традициях, жаловалась, что они не знают годовщины смерти предков и даже «не знают, когда родился их великий прадед». Ее душевные страдания усугублялись отчуждением от детей и внуков, которым теперь внушали, что единственным в семье сторонником Гитлера была бабушка. В материалах, хранящихся в фонде Общества Рихарда Вагнера, ее биограф Бригитта Хаман обнаружила описание одного из визитов Винифред к внукам в Ванфриде. По радио передавали что-то из Листа, и когда Винифред попросила детей: «Посидите спокойно, это исполняют музыку вашего прапрадеда, дети спросили: „Чью?“ – „Это Лист“. На что дети с удивлением отреагировали: „Так он тоже наш родственник?“» И это неудивительно, если учесть, что их отец выходил из себя каждый раз, когда заходила речь о его предках. В письме Герди Троост Винифред жаловалась: «Однажды он в припадке ярости сорвал со стен портреты и со словами „Я больше не могу смотреть на семью“ отправил их в чулан!» В отместку за то, что вину за нацистское прошлое семьи Вагнер сваливали на нее одну, она впоследствии рассказывала внукам о своем процессе денацификации, подчеркивая, «что их отец должен быть благодарен тому обстоятельству, что он находился во французской оккупационной зоне и только поэтому его не отстранили от руководства фестивалями!». Однако это не добавляло ей авторитета. Недовольство внуков вызывало и пренебрежительное отношение бабушки к постановкам отца, которые их восхищали. Дочь Виланда Дафна вспоминала: «Сидя на его спектаклях в семейной ложе, Винифред демонстративно поворачивалась спиной к сцене. Этим она хотела показать: с музыкой все в порядке, но она не может согласиться с тем, что протаскивает на сцену ее сын».