Золото Папаша Упрямец всегда носил с собой, оно было с ним в многочисленных сражениях. В течение долгого времени оно, словно волшебное сокровище, наполняло Папашу Упрямца силой и уверенностью, потому что он владел капиталом намного большим, чем другие люди того же ранга. И пусть этот капитал был его собственностью лишь временно, ведь в итоге его предстояло отдать сестре Вэй Юаньшэна, но до этого момента право хранения принадлежало лично ему, и он мог считать себя полноправным владельцем сокровища, потому что тайну и всю подноготную этого золота знал только он один. На самом деле Папаша вообще мог присвоить золото, если бы захотел. Но у него даже мыслей таких не возникало, а даже если бы они и возникли, то он не посмел бы так поступить, поэтому прошло много лет, а золото по-прежнему пребывало в целости и сохранности. Однако постепенно оно превратилось для Папаши Упрямца в тяжкий груз, от которого не избавиться и который нельзя потерять. Оно, как пиявка, впившаяся в плоть, постоянно его беспокоило. Изо дня в день он ждал, когда война с японцами окончится победой, чтобы не надо было больше воевать и он смог бы вернуться домой, найти младшую сестру Вэй Юаньшэна и отдать ей золото.
Война с японцами закончилась победой, Папаша Упрямец считал, что теперь сможет вернуться домой. Да кто бы мог подумать, что сразу же разразится гражданская война и, судя по всему, еще три-пять лет домой будет не попасть, главное – выжить.
Больше всего Папаша Упрямец хотел сохранить свою жизнь, желание жить было в нем сильно как никогда. Он не погиб в те семь-восемь лет, что воевал с японскими дьяволами, нельзя же теперь пасть в междоусобице от рук таких же китайцев, как и он. Если бы он сейчас умер, то это было все равно как отдать жизнь в дурной драке между родственниками, не стоит оно того. Однако опыт участия в боях, где шансы выжить были один к девяти, придавал Папаше Упрямцу уверенности. Да, он верил, что уцелеет, к тому же он ведь жадно к этому стремился.
Беспокоился он и за тот кусок золота, который хранил уже более семи лет. Ведь он мог сохранить жизнь, но потерять золото, если с ним неправильно обращаться. И тогда ему было бы не отмыться, даже если бы он ради этого прыгнул в великую реку Хуанхэ, потому что это не его золото.
Оно терялось дважды. Первый раз – когда после купания кто-то другой по ошибке взял его вещи. А второй – когда он лежал без сознания после ранения в больнице и ему сменили одежду. И хотя оба раза он находил золото, его сердце замирало от ужаса. Нельзя больше терять его. Если Папаша Упрямец сохранит свою жизнь, то и золото тоже нужно сохранить.
Тогда-то Папаша Упрямец решил сделать из золота зубы и таким образом поместить его во рту. Это был идеальный план и мудрый ход. Он считал, что нет другого выхода.
Это произошло осенью 1946 года, когда гражданская война была в разгаре, Папаша Упрямец беспокоился и нервничал все больше и больше и перед выступлением войска в поход отправился делать зубы из золота. Сначала он нашел дантиста в городе, где расположилась их часть, и выяснил, что из такого куска золота можно сделать четыре моляра. Потом вырванные четыре зуба отнес в ювелирную лавку, чтобы по их форме ювелир из выданного ему куска золота отлил зубы. После того как золото превратилось в зубы, Папаша Упрямец отнес их к дантисту, а тот вставил их ему в рот. Таким образом, четыре золотых зуба заменили его собственные, теперь они излучали необычное сияние. Золотые зубы в его теле, словно маленькие духи, сражались вместе с ним на севере и бежали вместе с ним на юг, оставшись в итоге целыми и невредимыми, и даже когда Папашу Упрямца забрали в плен и перевоспитали солдаты Народно-освободительной армии, золото никто не обнаружил и не конфисковал.
То, что Папаша Упрямец не перешел на другую сторону и не вступил в НОАК, а предпочел вернуться домой и сделаться простым крестьянином, тоже связано с золотыми зубами. Он уже слишком давно хранил это золото, и выполнить поручение павшего друга стало его заветным желанием, не терпящим отлагательств.
Это и есть рассказанный Папашей Упрямцем секрет его золотых зубов. Я обменял его на половину свиного копыта. Но я также понимал, что это еще не вся история целиком, ведь зубы все еще сияли во рту Папаши Упрямца. Я справедливо полагал, что за половину свиного копыта можно было узнать только часть тайны. Поэтому я вторично утащил из дома половинку свиного копыта, Папаша Упрямец его съел, но про зубы рассказ не продолжил. Насчет последующих событий он упорно держал рот на замке, словно это щекотливая тема. Его глаза тоже ничего не выдавали, хотя, может, и выдавали, но я-то этого не понимал, потому что в то время был слишком мал.