Сто лет пути

В кабинете все было знакомо и привычно с детства, и это немного успокаивало. Вон поблескивает маятник напольных часов – туда-сюда, туда-сюда. Часы немного перекошены вправо, это еще давно, сто лет назад, маленькие Варенька с братом Сережей носились, опрокинули их. Ох, им тогда и влетело от мамы!.. А часы хотели отправлять в Германию, здесь починить никто не брался, а потом папа привел какого-то маленького улыбчивого господина, и тот в два счета наладил механизм. Звали господина как-то очень просто и неинтересно, Иван Степанович, что ли, а Варенька с Сережей звали его Дроссельмейер, так было гораздо, гораздо веселее и загадочней!.. Книжные шкафы, в волнистых стеклах которых отражается свет уличного фонаря. Папины книги брать не разрешалось, но дети отлично знали, где лежит ключик, – с правой стороны на секретере, – открывали и потихоньку читали. Книги были в основном юридические, исторические, но попадались и интересные тоже. Например, «Манон Леско», а еще сочинения господина Прудона. Кресла с полосатой обивкой – который год собираются ее заменить, но отец все время против, а мама только вздыхает и говорит, что была б его воля, он бы и убирать в кабинете запретил, так и жил бы дикарем, а в таком кабинете людей принимать, ей-богу, стыдно. Отец смеется и говорит, что его просителям до обивки дела никакого нет, приходят они не обстановкой любоваться, а о своих делах хлопотать, а дела сложные, внимания требуют.

…Отчего же князь не звонит? Ведь утро скоро!..

А вон кожаный диван, сидеть на нем неудобно, жестко, но отцу нравится, он говорит, что человек не должен себе потакать и разнеживаться! Отдохнул с полчасика, и достаточно, а на таком диване и полчаса пролежать нелегко. Зато кушетка удобная, мягкая, это мама настояла. Когда отец ей читает, она сидит на кушетке и что-нибудь шьет. А отцу нравится на нее смотреть.

На ковре чернильное пятно, Марфуша-горничная чернильницу опрокинула и ловко угодила, в самую серединку, как нарочно!.. По-всякому старались отчистить, горячей водой с мылом мыли, пятно только побледнело немного, да так и осталось. А вон…

Затрезвонил телефон.

В тишине и полумраке ночной квартиры его трезвон оглушил так, что уши заложило, и сердце ударило больно, отдалось в ушах же. Ноги стали ватными, а ладони вспотели.

Варвара Дмитриевна медленно приблизилась к аппарату и осторожно сняла трубку «Эриксона».

– Вас слушают, – едва выговорила она задыхающимся голосом.

– Прошу покорнейше меня простить, – раздался совершенно незнакомый голос, очень смущенный. – Понимаю, что время позднее, но… Варвара Дмитриевна, это вы?

– Кто это!?

– Отец Андрей, доброй ночи. Нет ли известий от князя, Варвара Дмитриевна?

Она не сразу поняла, кто такой этот отец Андрей.

– Доброй ночи, – сказала она, вспомнив. – Никаких известий нету. Я… жду.

В аппарате немного помолчали.

– И я жду, – признался батюшка. – Даже, знаете ли, бегал на Малоохтинский. К вящему изумлению матушки. – Тут Варваре Дмитриевне показалось, что он улыбнулся смущенно. – Не утерпел.

– Что там?

– В том-то и дело, что ничего, Варвара Дмитриевна, голубушка. Все тихо. Я близко-то не подходил, из опасения нарушить планы Дмитрия Ивановича. Немного под липами послонялся, да и вернулся к себе ни с чем. Вот… телефонирую.

– Никаких известий, – повторила Варвара, чувствуя только, что очень устала, так устала, прямо ноги не держат.

– Вы крепитесь, голубушка. Бог милостив, обойдется.

– Я стараюсь, стараюсь! – сказала Варвара. Еще не хватает заплакать!.. – Если вы что-нибудь узнаете…

– Сию же минуту вам сообщу, – пообещал отец Андрей. – Ну, простите, что потревожил.

Положила трубку, стала опять ходить. Хорошо отцу Андрею, он хотя бы смог «сбегать» на Малоохтинский, где должны были развиваться события, а она и этого не может. Она должна сидеть и ждать.

Ждать, ждать… Так и с ума сойти недолго.

Скрипнула дверь, Варвара Дмитриевна оглянулась стремительно.

Отец, всклокоченный со сна и, кажется, недовольный, вошел и остановился как раз на чернильном пятне рядом с раскинувшимся тезкой британского премьер-министра.

– Что за всенощные бдения? Телефонируют тебе по ночам! Да еще без света сидишь!

Пожал плечами, фыркнул и уселся на диван, вытянув ноги.

– Зажги лампу, Варя.

– Папочка, нет, не надо лампы!..

– Ну, как хочешь. Что, бессонница у тебя?

Она кивнула.

– Нужны прогулки. Свежий воздух, знаешь, чудеса творит! А еще лучше на Волгу уехать! Мама ждет, соскучилась без нас!

– Папочка, ты знаешь, у меня служба.

– Ну, служба твоя никуда не денется. А вот расстройство нервов таким образом нажить очень даже просто.

– Нет у меня никакого расстройства нервов.

– Хочется верить, – как будто подытожил отец. – Ну-с?

– Что?

– Рассказывай.

– Что рассказывать, папа?

Отец запахнул халат таким движением, как будто на нем был вовсе не халат, а вицмундир.

– Рассказывай все, – велел он неторопливо.

Варвара Дмитриевна вздохнула, подумала, потом забралась на диван рядом с отцом, привалилась к его плечу.

– Папочка, милый, ничего не могу тебе рассказать. Я слово дала.

– Кому?

– Дмитрию Ивановичу.

Кажется, отец не ожидал ничего подобного.