Сто лет восхождения

И все же наступил момент, когда, по выражению Артема, «папа Иоффе не сумел оседлать лошадь». То ли «мальчики» повзрослели, то ли слишком погрузились в проблему ядра, правда, пока лишь теоретически, но только на одном из заседаний «Ядерного семинара» вдруг правыми в своих замечаниях оказались Курчатов и Абрам Алиханов. Через две недели новое заседание. И опять они в своих предположениях оказались вроде бы сильнее. Кто прав на самом деле, должен был показать эксперимент, который задумывался и осуществлялся в далеком Париже. Но тем не менее интуиция молодых, подкрепленная точными математическими расчетами, как в баталиях на шахматной доске, неумолимо теснила логику предположений академика Иоффе.

Нет, внешне все по-прежнему оставалось корректным и традиционным. Абрам Федорович восседал на председательском месте с видом дирижера за пультом большого оркестра. Но все чаще в ответ на заковыристые вопросы и догадки звучал голос Курчатова:

— Вы разрешите, Абрам Федорович? Я попробую...

В тот четверг Курчатов делал обзорное сообщение о таинственном и непонятном мощном излучении, которое первыми наблюдали в 1929 году немецкий физик Вальтер Боте и его ассистент Беккер. Ирен и Фредерик Жолио-Кюри попытались выяснить природу этого излучения.

Курчатов говорил своим басовитым громким голосом, анализируя методику и данные французских исследователей, высказывая догадки и предположения. И хотя докладчик старался сохранять ровный, невозмутимый тон, в интонации его слышалось восхищение. Там, в Париже, делали настоящую работу!

...В рабочем кабинете Марии Кюри спорили с ней ее сотрудники — дочь Ирэн и зять Фредерик Жолио. В знак преемственности научной эстафеты молодые супруги приняли фамилию Жолио-Кюри.

Взяв в руки беспощадный остро отточенный карандаш, мадам Кюри шла по тексту их статьи, процеживая фразы и отдельные формулировки, стараясь нащупать так и неоткрытое звено в цепи, которое связало бы воедино результаты хитроумных и сложных экспериментов. Она уже привыкла, что у нее самой и ее сотрудников все должно быть четко, ясно, безукоризненно.

Легендарная Мария Кюри сумела передать дочери Ирэн и зятю Фредерику свою тщательность и добросовестность, трепетность и творческий подход к научным проблемам. Французские исследователи изучили и подробно описали процесс, который наблюдал Боте. Они не сделали только одного — выводов...

Статья с результатами исследований, проделанных Ирэн и Фредериком Жолио-Кюри, ушла в набор. Вскоре научный журнал с этой работой уже получили в крупнейших физических центрах мира. И физики горячо обсуждали тупик, в котором оказались супруги Жолио-Кюри. Спорили об этом и в далеком городе на Неве, затянутом плаксивым туманом. И в более близком Геттингене, и в Копенгагене, и в Институте кайзера Вильгельма в Берлине. Спорили, не зная, что разгадка необычного явления покоилась в архивных бумагах лорда Резерфорда, в докладе, сделанном еще в 1920 году.

Когда потом все сошлось воедино: наблюдение Боте, эксперименты супругов Жолио-Кюри, догадка Джеймса Чедвика, — это стало выглядеть пророчеством. Но тогда, в двадцатом, этого не поняли, а затем просто забыли за исключением некоторых сотрудников Кавендишской лаборатории.

Страсти «Ядерного семинара» — это была роскошь, лакомство. Физтеховцы только следили за соревнованием олимпийцев — европейских физиков, — повторяли их эксперименты, накапливали потенциал. Но работа Алиханова и Арцимовича уже подбиралась к мировому уровню.

Профессор Лукирский сидел в своем небольшом кабинете и придирчиво изучал записи в лабораторном журнале. Иногда он поднимал глаза на Алиханова и Арцимовича, которые маялись тут же ожиданием, и ворчливо произносил: «А это что?» Абрам срывался с места и, склонившись над журналом, давал пояснения.

— Так, так! — удовлетворенно бурчал Лукирский, а затем с осуждающей интонацией произносил: — Ну и почерки у вас, коллеги. Сразу видно отсутствие уроков каллиграфии в детстве. Все спешите...

И это ворчливое замечание профессора, серьезного ученого, известного во многих лабораториях мира, звучало для препаратора Арцимовича мощнее мажорной симфонии. Еще бы, слово-то какое — «коллеги». Левушка Арцимович выдержал свой первый экзамен на чин подлинного физика-исследователя.

— Ну что ж! — довольно проговорил профессор. — Теперь осталось сделать самую малость — написать. Гендерсон и Джордан в «Физикал ревью» опубликовали на эту тему любопытную статью. Но у вас данные богаче. Дерзайте!