Сто лет восхождения

И только здесь, в лабораторной комнате Физтеха, вопреки всем законам время как бы остановилось. Слишком однообразной на первый взгляд была здесь работа. Слишком неторопливыми, как в замедленной съемке, казались действия Абрама Алиханова и препаратора Арцимовича.

Только одно слово из репортажей и очерков тех дней в какой-то мере подходило к атмосфере этой лабораторной комнаты. Газеты тогда много писали о работе ЭПРОНа. Мальчишки с одинаковым увлечением играли в летчиков и водолазов, лихо оперируя терминами «взлет» и «погружение». Последнее очень подходило, по мнению Артема, к их состоянию.

Однажды, когда в лаборатории не было ни Абрама, ни Артема, пришел высокий, ладно скроенный человек лет тридцати. Лев уже не раз встречал его в коридорах, в читальном зале, наблюдал однажды, как Алиханов с незнакомцем о чем-то долго спорили, прохаживаясь по институтскому двору. Арцимович тогда еще спросил у Артема, кто это. И тот многозначительно и, как показалось Льву, вполне серьезно ответил: «Генерал!» Лев чуть не попался на этот розыгрыш, но вовремя сдержался, углядев в глазах Артема чертовщинку.

— А серьезно?

— Серьезно, сосед. Руководитель соседней лаборатории Курчатов.

Сейчас гость стоял возле дверей, потирая свой упрямый, выступающий вперед подбородок, с интересом бросая быстрый взгляд на собранную установку, и ждал ответа на вопрос, скоро ли возникнет Абрам.

— Обещал через час.

— Тогда, может быть, вы?

Так начался их первый разговор — Курчатова и Арцимовича. Через полчаса Арцимович поймал себя на том, что он вдруг поделился с Курчатовым теми догадками, которые однажды в самом начале высказал Алиханову.

Гость молчал, ожесточенно потирая подбородок, обдумывал услышанное...

Наконец наступил день, когда они решили, что могут приступать к эксперименту. Все вроде было обговорено, обсуждено, просчитано. Все предусмотрено в деталях, до мелочей. Все обязанности распределены, как роли в театре. И все же, когда Алиханов в конце дня бросил: «Ну что ж, пожалуй, завтра и начнем», какое-то неведомое чувство охватило препаратора. И опять ворочался он без сна на тощем матрасе в комнатке-пенале. И пришел за час до начала рабочего дня в лабораторию.

Правда, Алиханов тоже заявился в институт на час раньше, но не удивился, увидев возле установки Арцимовича.

Ночная тишина еще не ушла из институтских стен. И дробь, которую выбивал костяшками о столешницу, раздумывая о чем-то своем, Абрам, разносилась по лабораторной комнате, вернув руководителя эксперимента к действительности. Тяжело вздохнув, уронил: «Давайте начинать...»

Алиханов еще раз проверил герметичность стеклянного сосуда, кивнул препаратору: «Можно!» Тишина окутала лабораторию.

Эксперимент пятый, седьмой, десятый, двадцать первый... Нудная, однообразная работа, когда день за днем, час за часом все происходит в точности по плану, разработанному педантом Алихановым.

Первое включение рентгеновской трубки. Первая кривая, которую вычерчивает в лабораторном журнале препаратор. Первые выводы...

Давно гнилая питерская осень сменилась туманной зимой. Давно уже Льва не мучает бессонница. Ко всему в жизни привыкаешь. Он так устает за день, так выматывается, что, едва коснувшись подушки, засыпает. Но по ночам ему спится какая-то чертовщина из гусариков, стрелок микровесов, ритмичного постукивания вакуумного насоса...

Идет сотый день их эксперимента.

Лишь в конце дня, когда Лева убирал шлифы, Алиханов, просматривая записи в лабораторном журнале, как бы невзначай обронил: «Сегодня «Ядерный семинар». Советую непременно быть. Обзор делает Курчатов...» Лева лишь утвердительно кивнул. Какой там «Ядерный семинар», какой обзор! Сейчас бы на койку с тощим матрасом и забыться во сне. Но голос Абрама звучал настойчиво.

— Так будете?

— Буду! — односложно ответил препаратор.

За этот год Арцимович как-то незаметно и просто стал в Физтехе своим. Сыграла ли роль могучая коммуникабельность Артема, который в первую же неделю перезнакомил его чуть ли не со всем институтом. А может быть, дело было в самом Льве. В Физтехе ценили не только работоспособность человека, но еще и остроумие. Через какое-то время Арцимович почувствовал, что к его суждениям прислушиваются.