Сто лет восхождения

В торцовом аппендиксе коридора было почти безлюдно. Лишь ведро с песком, полное окурков, свидетельствовало: на этом пятачке, удаленном от лабораторий, тоже могут кипеть страсти. Лев закурил папиросу-гвоздик и прислонился к подоконнику.

«Начнем рассуждать с другого конца, — думал он. — К черту заданную, видимую цель эксперимента. К черту интерес к чисто оптическим свойствам рентгеновских лучей. Что именно интересует Абрама Алиханова, если задуман столь точный эксперимент? Ведь речь идет об исследовании микроскопического слоя вещества, толщиной всего в несколько атомов. Стоп!.. Атомов... А если? Могут его интересовать структуры атома? Могут. Они сейчас интересуют всех. Можно даже попытаться получить нечто вроде фотопортрета атомов вещества. Видимая, ясная всем цель эксперимента и невидимая, тайная, когда мысль будто движется на ощупь, в потемках. Но ведь есть же какой-то смысл в задуманном. Не может не быть. Не такой человек Абрам Алиханов, чтобы повторять чужой эксперимент».

...Значит, рентгеновский луч. С его помощью Абрам Алиханов, возможно, задумал разрушить атомное ядро. Возможно. Поэтому и решил повторить эксперимент Штраусса и Эдвардса на более точном, а вернее, на атомном уровне. Задумал, но не решился обнародовать эту идею. Пусть до поры до времени все идет, как идет, Абрам Алиханов, осторожный провидец, который даже ему, своему препаратору — исполнителю и помощнику — не приоткрыл подлинной цели будущей работы. Не будь трехчасового экзамена-допроса, в котором вопросы о последних работах в атомной физике сыпались на новичка градом, не догадался бы Арцимович об истинной цели эксперимента...

В лаборатории было тихо. Алиханов и стеклодув сидели за столом рядышком и о чем-то беседовали вполголоса. Чертеж установки был разложен на столе. И палец стеклодува, толстый, с желтым ногтем, полз по тонким линиям на кальке.

Алиханов недовольно поднял голову от чертежа:

— А, это вы... Я думал, что вы в читальном зале.

— Я там был, но уже...

— Что «уже»?

— Уже мне там делать нечего.

— Это почему же? — В голосе Алиханова проскользнули едкие нотки. — Все познали?

— Я не мудрец, но кое-что, кажется, познал.

— Это прекрасно! — Алиханов даже откинулся на спинку стула. — Второй день в Физтехе и уже познал! — Абрам обращался теперь к стеклодуву, приглашая его к спектаклю.

— Не все, но кое-что. Например, — Лев постарался придать голосу этакую небрежную обыденность, — истинную цель эксперимента.

Алиханов даже привстал со стула. Но сразу же, приняв деланно равнодушный вид, заметил:

— Истинная цель будущей работы обозначена в плане.

— Я понял другое.

— Например?

— Например, почему вчера вы с Артемом гоняли меня по теории ядерных сил.

Алиханов резко поднялся над столом и, потянув из рук стеклодува чертеж, начал машинально складывать его. Хрусткий шелест сворачиваемой кальки звучал в комнате как грохот кровельного железа. Алиханов и Лев в упор смотрели друг на друга.

— Так я пойду, Исакыч? Мы ведь все обговорили? — вклинился в молчаливый поединок стеклодув.

— Да-да, — очнулся Алиханов. — И постарайтесь побыстрее. А то вот новому препаратору без работы черт знает что кажется.

— Ну почему же? — самолюбиво заметил Лева.

Стеклодув вышел, тихонечко прикрыв дверь, но в лаборатории минуты две еще продолжали молчать. Абрам постукивал ребром сложенного чертежа по письменному столу. Потом очень спокойно сказал:

— Завтра начнете собирать установку. Основные узлы готовы. Вы умеете работать руками?

— А как же! — самоуверенно ответил Лев.

На следующий день он очень пожалел об этом.

Только начав сборку главного узла установки, понял Арцимович, как неуклюжи, негибки его пальцы, которыми он мог взять октаву. Но клавиши рояля не стеклянный сосуд с тонкими отростками. В установке преобладало стекло, хрупкое, полое, природу которого Лев пока не чувствовал. Но стекло еще и соприкасалось, монтировалось с другими материалами. Латунь, медь... И все это на более высоком уровне, чем ювелирная точность.

Латунный барашек на длинном стержне должен был сверху наглухо прижать крышку сосуда. Около часа провозились они с Алихановым, пока закончили сборку этой крышки. Работали молча, обмениваясь лишь незначительными репликами.

Когда уже водружали смонтированную крышку на сосуд, Алиханова вызвали к профессору Лукирскому. Абрам с сожалением оторвался от прибора. Уже на ходу, снимая халат, бросил препаратору:

— Попробуйте закрепить плотнее.

Осторожно, медленно Лева начал поворачивать латунный барашек. Казалось, за три часа работы пальцы обрели необходимую уверенность, властную силу, чуткость. Барашек быстро заскользил по стержню, приближаясь к верхней крышке стеклянного сосуда. Одна нитка резьбы... вторая... Барашек плотно прижался к стеклянной поверхности. Плотно ли? Придется подтянуть...