Сто лет восхождения

Из-за пышной боярской бороды, которую отпустил Курчатов во время болезни, как-то разом забылось прежнее прозвище — Генерал. И Арцимович, слыша неоднократно повторяемое теперь «Борода», думал: «Люди, оказывается, обращают больше внимания на броские приметы, нежели на суть человека». В самом деле, то прежнее прозвище — Генерал — приклеилось к Курчатову, когда в его подчинении было не больше пяти сотрудников. Да и весь масштаб исследований замыкался на одну, пусть значительную, но чисто научную проблему. А вот сейчас, когда Курчатов действительно стал во главе огромного и по масштабам, и по государственной значимости дела, когда в его распоряжение выделены огромные средства, которые с лихвой перекроют весь пятилетний бюджет Физтеха, когда любое требование, в людях ли, в оборудовании, незамедлительно принимается к исполнению, когда он действительно становится генералом, — окружающие почему-то забывают прежнее, теперь очень точное прозвище. И быстро привыкают к другому. Даже ближайший ученик Курчатова, Петржак, промелькнувший в Казани, чтобы повидать родных, и тот с радостью, еще не видя Курчатова, уже обронил Арцимовичу: «Борода отозвал в срочном порядке».

Петржак, ставший разведчиком, рассказал, как его, уже собиравшегося уйти со своей группой за линию фронта, срочно вызвали к командиру части. Тот долго смотрел на поджарую фигуру старшего лейтенанта в маскхалате и никак не мог взять в толк, почему столь категоричен приказ о разведчике «аж из самого» штаба фронта. Мало того, оттуда уже несколько раз звонили и требовали ускорить прибытие. Командир части не выдержал и спросил разведчика, кем он был на гражданке.

— Научным сотрудником, товарищ майор!

— Вот уж никогда бы не подумал! И ведь воюешь-то как, жалко отпускать.

Петржак умчался в Москву, а Арцимович задержался, чтобы завершить труд этих лет в Казани,

Война переменила масштабы многих представлений. Ну что такое создали они в лаборатории уже здесь, в Казани? Электронно-оптический преобразователь. До войны это была бы всего лишь интересная хитроумная задача. К ней бы так и отнеслись и физтеховцы, его неизменная группа: Гринберг, Лукьянов, стеклодув Голубев, и привлеченные Арцимовичем из Радиевого Алхазов, Гуревич, и Шальников из Физпроблем. Но теперь они днюют и ночуют в лаборатории, потому что прибор этот делается для фронта. «Темновидение».

До войны на решение этой проблемы ушло бы лет пять, как минимум. А сейчас ЭОП готов.

Теперь за ЭОП возьмутся конструкторы, разработчики, технологи. Они соберут, скомпонуют все сложные узлы в компактный прибор. К боям за Днепр или Буг он, конечно же, не поспеет. Но вот к битве за Вислу или Одер... Завтра они повезут его в Москву, чтобы передать другому хозяину. А сами...

И вот Казань осталась позади. Арцимович, как ему объяснили, доехал на метро до станции «Сокол». Там, в проезде между облупившейся церквушкой и низкими домишками, он разыскал серо-зеленый, неприметный автобус. Никаких табличек с указанием маршрута, никакого кондуктора. Только шофер, который внимательно, цепким взглядом окинул фигуру Арцимовича и потянул за рукоятку двери. Пыльная дорога, перемахнувшая через переезд, сквозь паутину железнодорожных путей. Какие-то домишки с подслеповатыми оконцами, неожиданные здесь. Заросли деревьев, кустарника, стандартный барак, к которому, лихо развернув автобус по крутой дуге, причалил шофер. Двадцать минут езды по тряской дороге в новое, неизведанное. И неожиданно звонкий голос шофера: «Остановка Бодрая».

Арцимович вышел из автобуса, но оглядеться не успел. «Вам туда!» — всезнающий водитель с готовностью указал на двери барака.

За невзрачными стенами стандартная проходная. Бюро пропусков с окошечком, в котором исчезают твои документы. Солдат на посту, придирчиво сличающий: совпадает ли фотография на удостоверении личности с оригиналом. И наконец: «Проходите. Прямо по дорожке. В центральный подъезд». И стук вертушки-турникета, распахнувшей узкое пространство, как раз для одного человека.

...Через четверть века, посетив крупнейшие атомные центры США, побывав в Лос-Аламосе, пройдясь по ухоженным, комфортабельным улицам городка американских атомщиков и расположившись на отдых в просторном номере гостиницы для почетных гостей, академик Арцимович размышлял о том, что исследовательская мысль и здесь, на Американском материке, и в Москве, по сути дела, шла к цели одним и тем же путем. Огромные коллективы не только ученых, но и инженеров выводили некогда иллюзорную область физики на новую орбиту — гигантское промышленное производство.

Да, путь был один. Но ни в Штатах, ни в Москве тогда никто об этом не знал. И американским исследователям и советским казалось, что они идут к цели своей напряженной дорогой. Колпак жесточайшей секретности, словно броней, накрыл всюду атомные работы.