Сто страшных историй

Оторвав взгляд от грамоты, старшина караула уставился на меня:

— Дознаватель?

Судя по мрачно сдвинутым бровям, я не слишком соответствовал собственным имени и должности.

— Да, — в тон ему ответил я. — Служба Карпа-и-Дракона.

— Цель посещения?

— Встреча с начальником тюрьмы.

— Господин Симидзу предупрежден о вашем визите?

— Да.

Я не лгал. Здесь было неподходящее место для лжи. Гонец из нашей управы посетил Симидзу Масато, заправлявшего тюрьмой в Акаяме, доложил о моем желании встретиться — и вернулся с согласием самого любезного толка.

Широно я велел дожидаться у ворот. Вряд ли на территории тюрьмы мне понадобится составить протокол о фуккацу. Да и являться к тюремному руководству в сопровождении безликого, каким для всех выглядел Широно, не хотелось.

— Проходите, — кивнул старшина.

Он внезапно расплылся в ухмылке:

— Управа налево, арестанты прямо, пытки направо. Вы по какому вопросу?

Я оставил шутника без ответа.

Вскоре меня обогнал самый молодой из стражников — старшина на всякий случай послал парня вперед, сообщить начальству о приходе подозрительного гостя.

Знакомство со здешней тюрьмой, пускай самое поверхностное, на ходу, ясно давало знать: Акаяма не ровня столице. Целый квартал? В лучшем случае половина. Просторная усадьба? Если усадьба, то простору маловато. Досинов, как я выяснил заранее, двадцать один человек, надзирателей — тринадцать. И начальник в ранге гокэнин — «человек дома», из вассалов сёгуна, но ниже, чем хатамото.

Когда я вошел в чистый, ровный, посыпанный свежим песком двор управы, господин Симидзу сидел на складном походном табурете, уперев в бедро рукоять веера из белой бумаги. Он был бы похож на полководца, составляющего план битвы, когда б не кисть, тушь и бумага на столе перед ним. Телосложение начальника также говорило не о битвах, а о пирах и попойках. Какое бы жалованье он ни получал, живот у господина Симидзу был на все триста коку в год.

— Как хорошо, что вы пришли! — внезапно вскричал он, испугав меня. — Я слыхал, вы тонкий знаток поэзии!

Вранье, чуть не брякнул я. Но ограничился нейтральным:

— Вы мне льстите, господин Симидзу.

Интересно, какая сволочь возвела на меня поклеп? Или начальник от скуки подшучивает надо мной, как это делал старшина караула?

— Масато! Меня зовут Масато.

Я поклонился: сам не знаю, зачем.

— Обращайтесь ко мне по имени, без церемоний, Рэйден-сан. Договорились? Если не возражаете, я отплачу вам тем же.

Возражать я не посмел. Лишь отметил, что беседа сворачивает в непривычное русло. Неожиданности? Они пугают нас, приводят в оторопь. Сказать по правде, я бы предпочел официальность встречи и сухость взаимоотношений.

— Вот, послушайте, — господин Симидзу взял лист бумаги, поднес близко к глазам. Похоже, у него было слабое зрение. — Каково будет ваше мнение? Я жду откровенности.

И прочел, взмахивая в такт веером:

Жизнь мимолетна.

Цветок ли, черепаха –

Не все ли равно?

— Прекрасно! — я судорожно вспоминал слова, какими святой Иссэн награждал понравившиеся ему стихи. — Эти строки изящны и глубокомысленны! Масато-сан, клянусь, мне ни за что не удалось бы создать нечто подобное!

Чистая правда: из меня поэт как из макаки дракон. Дважды правда: стихи господина Симидзу и впрямь пришлись мне по сердцу. Вот тут не знаю, похвала ли это. Кто бы ни назвал меня знатоком поэзии, в шутку или всерьез, у Торюмона Рэйдена воистину дурной вкус.

— И кто из нас льстец, Рэйден-сан?

Господин Симидзу расхохотался. Когда он смеялся, все тело его колыхалось, словно кусок мягкого «шелкового тофу» во время землетрясения.

— Не скрою, мне приятна ваша похвала, — он поднял на меня взгляд: острый, цепкий, какого не ждешь от близорукого толстяка. — Но что же я? Вы до сих пор стоите, в то время как я сижу! Эй, кто там! Табурет моему гостю!

В этот момент я понял, откуда взялась доброжелательность начальника тюрьмы. О да, он ответит на все мои вопросы. Сделает все, о чем ни попрошу. Не станет скрывать правду — в разумных для чиновника пределах. И я тут совершенно ни при чем. Моя должность, мое мнение о поэзии — чепуха, лишь повод для демонстрации дружелюбия и открытости.

Пыль под ветром.

Суть расположения господина Симидзу крылась в другом: так меч прячется в ножнах. Ловкач Тиба, преступник, заслуживший пристальное внимание знатных особ, сидел в тюрьме, отданной под начало господина Симидзу. Отсюда, согласно приговору, он был отправлен на остров Девяти Смертей. Позднее, о чем господину Симидзу сразу стало известно, на остров отплыл старший дознаватель службы Карпа-и-Дракона в сопровождении младшего сослуживца — того самого, что стоит сейчас перед господином Симидзу. Вместе с ними на остров отплыл инспектор надзора, человек опасный, с каким лучше не иметь дела. Можно не сомневаться, что отбытие столь значимых персон из Акаямы было вызвано наивесомейшими причинами, связанными с Ловкачом Тиба. Когда эти же персоны в последний раз посещали место убийственной ссылки, по Акаяме ходили слухи, поражающие воображение.

Всего лишь слухи? Сказки? Сплетни?!

Пусть так.

Но пренебречь ими — немыслимая глупость.