Сто страшных историй

Сопровождать нас отправили тех стражников, что приезжали с докладом в Акаяму — они вернулись на пост за день до нас. К ним начальник заставы добавил четвертого, который посетил остров на следующее утро после обезглавливания Тибы.

Утром второго дня господин Сэки разбил их на пары и снабдил картами с пещерами-крестиками. Стражникам было велено доставить обитателей пещер в лагерь для допроса.

* * *

— Оокубо Шоджи.

— За что осужден?

— За разбой.

— Где ты служил до того, как стать разбойником?

— Я был ронином.

— К дознавателю следует обращаться «господин».

— Да, господин.

— Прежде чем стать ронином, ты где-то служил?

— Да, господин…

* * *

Второй день. Третий.

Четвертый.

Это могло продолжаться месяц. Год. Целую вечность. Шанс изобличить перерожденца оставался, но мы искали иголку на дне реки[38]. Хуже того, мы искали иголку в куче других иголок.

В свободное от допросов время — его оставалось с кошачий нос! — я трижды перечитал записи, добытые архивариусом Фудо. Мало, безнадежно мало. Если мы хотим выяснить, что произошло на самом деле, нам нужно знать о преступнике больше.

Ключ к разгадке — Ямасита Тиба, а не бесконечная череда ссыльных с потухшими взглядами. Протоколы, свидетельские показания. Опись украденного. Подробности известных преступлений Ловкача. Слова тех, кто знал его лично.

Разгадка не здесь, на острове. Разгадка в Акаяме, погребена в полицейских архивах, судебных свитках, в памяти людей, которым довелось заглянуть Ловкачу в глаза.

Мы ищем там, где велено. А надо искать там, где потеряли.

* * *

— Ваше имя?

— Торюмон Рэйден.

— Должность?

— Дознаватель службы Карпа-и-Дракона, господин.

— И вы считаете себя вправе давать советы старшему дознавателю? Чего-то требовать от него?!

— Нижайше молю о прощении!

Я бухнулся на колени. С маху ткнулся лбом в каменистую землю. Острые камешки рассекли кожу на лбу. Перестарался, как всегда.

— Неслыханная дерзость!

— Виноват, господин! Разве бы я осмелился?

— Осмелились на что? Договаривайте!

— Докучать вам советами! Требовать?! Я всего лишь...

— Всего лишь?

— Взял на себя неоправданную смелость изложить свои соображения. Я излишне самонадеян, господин! Я достоин самого сурового наказания!

— В этом вы несомненно правы.

— Прикажите, и я вспорю себе живот!

— И кто тогда будет вести допросы? Я? В гордом одиночестве? Решили увильнуть от службы?! Так и скажите! Желаю, мол, сбежать с этого проклятого острова в Акаяму! А вы, господин Сэки…

— Молю о снисхождении!

— А вы, господин Сэки, трудитесь здесь в поте лица! Не правда ли, дознаватель Рэйден?!

— Жду ваших приказов!

Сэки Осаму прошелся по палатке из угла в угол. Разгуляться тут было негде: три шага туда, три обратно. Это вам не двор управы, и даже не кабинет начальства.

— Да уж прикажу, — буркнул он. — Еще как прикажу, не сомневайтесь!

Гроза еще рокотала под матерчатыми небесами, но раскаты грома стихали. Яростные молнии больше не лупили одна за другой. Начальство прекратило бродить. Начальство стояло, качаясь с пятки на носок. Я слышал хруст камешков, попираемых тяжкой пятой. Я чувствовал себя одним из этих камешков.

— Сядьте. Хватит лбом землю протирать!

Я сел прямо, потупив взор.

— Сколько времени вам понадобится?

— Три дня, Сэки-сан. Возможно, четыре. Это не считая дороги.

— Три дня? Да за три дня я разузнаю точное количество демонов, служащих князю Эмма! Их должности и служебные обязанности! Нет, вы слышали? Три дня!

Он отошел к выходу из палатки. Глянул на меня через плечо:

— Два дня, не считая дороги. И если вернетесь с пустыми руками, останетесь на этом острове до конца жизни! Вам ясно?

Глава пятая: личный враг небес

1

Поэзия мест заключения

Говорят, тюрьма в Эдо скорее похожа на просторную усадьбу. Говорят, она занимает целый квартал. Треть квартала отдана под здание управы, треть — под камеры для арестантов, треть — под места для пыток и экзекуций. Такой размах вполне объясним: в район Кодэматтё, где расположена столичная тюрьма, свозят преступников со всего востока Чистой Земли.

Обслуживает тюрьму целая армия: полсотни досинов и десятка три рядовых надзирателей. Начальник имеет высокий ранг хатамото, то есть знаменосца, личного вассала сёгуна, но без прав, присущих другим хатамото — аудиенции у повелителя и ношения оружия в его присутствии. Ранг не всегда идет рука об руку с богатством — жалованье начальнику полагается скромное: сто двадцать коку риса в год. Сверх того казна отпускает ему десять годовых пайков риса на членов семьи и прочих иждивенцев.

Может, и так. Не знаю, не был, не знаком.

Я и в нашу-то тюрьму иду впервые.

Подходя к воротам, за которыми начиналась «дыра в ад», и показывая стражникам грамоту со служебными печатями, я грустно размышлял о том, что жалованье, скромное для одного, для другого выглядит немыслимым богатством. Мои пятьдесят коку — даже с надбавкой за вредность службы! — против ста двадцати главного тюремщика Эдо? Даже говорить нечего!

Попросить у господина Сэки дополнительный паек на иждивенцев? Вне сомнений, господин Сэки решит, что я спятил.

— Торюмон Рэйден?