Сто тысяч миль (СИ)

В ответ я просто вложила свою ладонь в его раньше, чем успела проанализировать свой порыв. Вместо вежливого жеста вышло какое-то странное рукопожатие, от которого мир на миг замер. Слишком мягкое и аккуратное. Слишком тёплое. Слишком… долгое. Моя ладошка выглядела такой маленькой по сравнению с его, сильной, крепкой, с проступающими под кожей костяшками и венками. Но в прикосновениях этого дисбаланса совсем не ощущалось, он держал мою руку так аккуратно, будто она могла растаять от малейшего давления. С трудом сглотнув, я смутилась, подумав, как глупо сейчас выглядела. Рассматривала его пальцы, будто видела впервые. Длинные, красивые. Стоило представить, как они могли бы гладить мои также невесомо, как соприкасались ладони — и перехватило дыхание.

Вдруг опомнившись, я поторопилась убрать руку, затем нервно схватила чертежи и тряхнула головой. Ну, правда же чокнулась.

Всю дорогу мы молчали. Я боялась даже голову повернуть. И при этом всё равно этого хотела. Идиотка. О чём только думала? Почему при всём том ворохе проблем мой разум выбрал опцию добавить их ещё? Эта растерянная неловкость не способствовала моей способности здраво мыслить. Скорее наоборот. А сейчас, когда зал Советов показался за углом, она была нужна мне как никогда.

Странно было оказаться здесь не для допроса. Сегодня мы были почётными гостями. Сюда стекалось столько народу, что я всерьёз поверила, что мы легко смешаемся с толпой, тем более мои волосы всё ещё не полностью вернулись к родному цвету, хотя краска уже по большей части вымылась. Но нет, ко мне подошли поздороваться как минимум четверо командиров, которые были с Беллами в Полисе. Следом подошёл и Линкольн, приветственно кивнул Уэллсу и Джону, а потом посмотрел на меня с лёгкой улыбкой.

— Не сожалею, что оставил тебя в живых, Небесная. Ты смогла ничего не испортить.

— Всегда рада помочь, командир, — улыбнулась в ответ я.

— О чём он говорит? — не понял Уэллс, зло хмурясь.

— Не важно, — я махнула рукой всё с той же улыбкой в сторону наших мест. — Садись. Думаю, сейчас будет интересно.

Нам выделили места среди Военного Совета, но вряд ли хоть кому-то пришло в голову обидеться на такую мелочь. Совет матерей расположился напротив, а в центре зала осталось свободное место для выступающих. Я случайно встретилась взглядом с Аньей и вдруг подумала, что про сегодняшнее заседание она знает только нечёткие обрывки фактов: что-то видела, что-то слышала, но полной картины составить не может. И неведение бесит её больше, чем что-либо ещё.

Зал затих, когда Беллами вышел на середину, оглядел собравшихся и заговорил обо всём, что привело нас сюда. На него смотрели не меньше двух дюжин матерей, под сотню командиров отрядов. Я вспомнила, как едва дышала от страха под внимательными взглядами всего восьмерых. А его, казалось, не смутило бы и в тысячу раз большее число.

— Никто из нас не думал, что вновь придётся сражаться и разрушать вместо того, чтобы создавать. Никто из нас этого не хотел. Но теперь разве хоть кто-то в безопасности? — продолжал он, пробегая взглядом по толпе. — Как можно сидеть сложа руки, когда те, кого мы с рождения почитали как наивысшую ценность, теперь под огромной угрозой? Если нас всех просто ждёт рабство под пятой обманчиво милого «Второго Рассвета», то наших женщин и матерей ждёт нечто намного худшее. И это — недопустимый риск. А все мы — не инструменты для их будущего благополучия. Так вышло, что у нас сегодня есть гости — Небесные, что побывали в плену и чудом были спасены. Благодаря им мы теперь знаем, где находится самое сердце этой заразы, благодаря им же знаем слабые и сильные стороны их обороны. У нас есть прекрасный шанс нанести противнику сокрушительный удар. Уничтожить самое средоточие их военной мощи и выиграть время на подготовку к организованной атаке.

— А не выйдет ли так, что это мы нападём первыми? — нахмурившись, спросила Анья. — У наших ворот я не заметила войско. А то, что ты предлагаешь — самая настоящая агрессия.

Беллами посмотрел на неё, приподняв брови. И пусть он пришёл просить Советы об одолжении, выглядело это простой формальностью. Так, будто иначе сделать нельзя. И точка.

— Вы это серьёзно? Мне казалось, я видел чёрный флаг над городом. Это — знак траура в честь нашего командира. Вам напомнить, как он погиб? Как нас всех пытались поставить на колени и заставить склониться перед новой Коалицией? Это ли не агрессия? А если нет, то что это?

— Если меня не подводит память, в том же самом лагере держат пленных Небесных? — уточнила одна из матерей рядом с Аньей.

— Верно, — кивнул он. — А у вас есть сомнения в том, что они бесценны? При чём не только благодаря своим выдающимся знаниям. Есть кое-что ещё.

— О чём вы говорите? — не поняла женщина.

Прежде незаметно стоявший у стены Аарон откинул капюшон плаща и сделал несколько шагов к центру зала в изумлённом молчании.

— Он говорит обо мне. О нас. О тех, кого вы называете горцами. Этот парень убедил меня, что нам с вами лучше сотрудничать, чем воевать. Я в этом пока не уверен, но попробовать стоит.