Сто тысяч раз прощай

– Да; а ты не догадываешься почему?

– Нет. Не знаю.

– Но сейчас ее нет дома, Чарли.

– Вот как.

– Она помогает на благотворительном базаре.

– Ну что ж…

– Прячется, скорее всего. Видишь ли, она у нас наказана.

– Да?

– Да.

– …

– Ну, приятно было познакомиться, Чарли.

– Да, мне тоже.

– В следующий раз стучись.

– Обязательно, – сказал я и припустил в обратную сторону – к церкви.

– Вход пятьдесят пенсов, – сказала женщина у калитки.

Я пошарил в кармане: там звякнули ключи, но ни одной мелкой монеты не оказалось.

– Извините, денег у меня нет.

Контролерша нахмурилась, и стоящий рядом мужчина, посчитав меня скользким типом, вмешался:

– Это же на благотворительные нужды!

– Я понимаю, но так получилось.

Мужчина медленно покачал головой, но никаких санкций против нарушителей порядка вроде бы не предусматривалось. Я проскользнул в калитку.

– Стой! Ты куда? – крикнула женщина.

Они за мной погонятся? Собьют с ног, повяжут?

– Да заплачу я, заплачу! Мне только нужно…

Я растворился в толпе – на ярмарке было многолюдно; задержался у палаток с лото, комнатными растениями, выпечкой, а потом увидел Фран, которая сидела за раскладным столом с подержанными книгами, изучая мягкий томик в оранжевой пингвиновской обложке. Фран подняла взгляд, заметила меня, улыбнулась и тут же прогнала улыбку.

– Здравствуй, Чарли.

– Привет.

Нас разделял стол с книгами.

– Что ты тут делаешь?

– Мне нужно было срочно тебя увидеть, прости меня.

– У тебя кошмарный вид.

– Я должен кое-что объяснить.

– Да уж, ты определенно должен кое-что объяснить.

– Знаю, прости меня.

– Черт бы тебя побрал, Чарли! Ты хоть представляешь, в какую передрягу я угодила по твоей милости?

– Представляю!

У меня в кармане шутка…

– Полли просто в ярости, даже Бернард в ярости. Мои родители бились в истерике.

– Правда?

Если в нужный момент пошутить…

– А как ты думаешь, почему я здесь торчу? Да потому, что хуже быть не могло.

Ну, я и выложил.

– Кругом раздрай – хоть ложись и помирай. Мы можем куда-нибудь отойти?

– Я обещала присмотреть за товаром.

– То бишь последить за базаром. Да мы всего на минутку.

Фран со вздохом подошла к ближайшей палатке и после некоторых пререкательств отпросилась.

– Ну, рассказывай.

– Что мне оставалось? Я не мог просто исчезнуть и тебя бросить – думал, ты будешь волноваться.

– Волноваться! Это не то слово, но у меня жуткие неприятности, Чарли. У тебя чудовищный вид.

– Я не спал. И не ел.

– Что на тебе надето?

– Пришлось позаимствовать. Все мои вещи были в крови.

– В крови? Что я слышу? Чарли, что стряслось?

– Давай куда-нибудь отойдем.

Мы уселись между колышками палатки, в тени шатра с легкими закусками. Я всю ночь репетировал такое объяснение, в котором соединились бы правда и вымысел; сейчас Фран слушала молча, сложив руки на коленях и опустив глаза, но только до тех пор, пока я не нагнулся, чтобы показать бинты. Она ахнула, и это не могло не радовать, но ее сочувствие не отменяло неприятной истины.

– Но… ты действительно проворовался?

– Да.

– И на тебя завели дело?

– Возможно. Пока точно не знаю.

– Ох… Так. Так. – Она снова взяла меня за руку. – Беда. Просто жесть.

– Произошла ошибка.

– Когда ты брал чужое? Или когда тебя застукали?

– Наверное, в обоих случаях, – сказал я и, стараясь держать себя в рамках, добавил: – Но черт возьми, Фран, неужели я должен еще и от тебя огребать?

– Все, все, я понимаю. Извини.

Мы так и сидели, уставившись перед собой. Сзади сквозь брезент шатра доносились звуки розыгрыша лотереи («Синий билет номер четыреста сорок три, четыре-четыре-три: прелестный кукольный домик!»), сопровождаемые радостными криками. Выигрыши включали бутылку шампанского, корзину для пикника, набор домашних консервов, баранью ногу с близлежащей фермы, купон на стрижку и укладку в парикмахерской «Ножницы»; а меня терзала неизбывная тоска от того, что произошло с нами за последние сутки: мы не могли ни продолжать разговор, ни даже смотреть друг другу в глаза, и единственным утешением для меня было подставить плечо под неловко склоненную голову Фран.

– Зеленый билет, номер двести двадцать пять. Зеленый, два-два-пять.

Фран приподнялась, кончиками пальцев достала из кармана джинсов зеленую полоску и развернула:

– Я выиграла.

– Беги, получай.

– Потом заберу, – ответила она, глядя через плечо.

– Зеленый, два-два-пять, на данный номер выпал вот этот портативный плеер для компакт-дисков, – объявил голос ведущего.

– На твоем месте я бы взял, – сказал я.

– У меня такой есть.

– Последняя возможность: зеленый, двести двадцать пять.

– Ну иди же, – поторопил я.

– Посиди тут, – сказала она и скользнула через прорезь палатки, будто на сцену.

До меня донесся ее возглас «Я здесь!», а потом аплодисменты и одобрительные крики – публика признала местную девушку из хорошей семьи. Я встал и побрел куда глаза глядят.

Прижав локтем свой выигрыш, она догнала меня у палатки с кондитерскими изделиями:

– Зачем ты от меня убегаешь? Не надо драматизировать.

– Пойду я.

– Если хочешь, можем вернуться. То есть ко мне домой. Познакомлю тебя с родителями.

– Сейчас не стоит. В другой раз.