Сто тысяч раз прощай

– У меня сложные домашние обстоятельства.

– Боже, Чарли. Это тяжело, это всегда очень и очень тяжело.

– Знаю. И прошу прощения. – (В трубке не раздалось ни звука.) – Мне с вами было хорошо.

– Так возвращайся!

– Не могу. – (Опять молчание.) – Ну подождите: а если бы меня сбил автобус? Вы бы тогда…

– …отменили спектакль?

– Нет, конечно: вы бы как-нибудь обошлись без меня.

– Ну, не знаю, ввели бы в твои сцены кого-нибудь из уже задействованных актеров.

– Я нигде не пересекаюсь, например, с Парисом. Джордж мог бы подхватить мою роль.

Айвор немного подумал.

– Это не идеальное решение.

– Понимаю. – Тут за окном мелькнула чья-то тень; я не хотел, чтобы отец проснулся раньше времени. – Удачи, Айвор. И спасибо.

Повесив трубку, я бросился к двери.

– Где тебя носило?

На пороге стоял Харпер, всем своим видом выражая смущение, за которым обычно скрывается большой успех.

– Проспал. Как у тебя дела?

– Нормально! Очень неплохо! Лучше, чем я думал: на экзамены-то – ты же знаешь – я просто забивал! – Даже в миг триумфа Харпер делал вид, что вообще не открывал учебник. – В основном «хорошо», даже пара «отлично» есть. Проходной балл в колледж обеспечен.

– А у меня как?

– Сам-то не хочешь посмотреть?

– Нет, ты мне расскажи своими словами.

Он сквозь зубы втянул в себя воздух, как при неудаче футбольной команды.

– Не так чтобы очень, друг.

Я хохотнул:

– Кто бы сомневался. Потому я и не пошел.

– Но две «бэшки» все же отхватил.

– Точно?

– Кажись, да. Ты Ллойда обскакал!

– Ну, это уже кое-что.

– Но дела не меняет, верно? В конечном счете.

– Это точно. В конечном счете.

Мы слишком долго топтались в дверях.

– Я бы тебя пригласил зайти, но…

– Не парься. Мы попробуем бухнуть в «Удильщике», если не выпрут. Когда соберешься…

– Нет, обойдусь.

– О’кей. – Харпер медлил, и мне показалось, что он недоговаривает. – Мне вчера твоя мама звонила.

– Правда?

– Да. Все рассказала. Полиция, то-се.

– Господи, мама…

– По-моему, она хотела, чтобы я тебя проведал на всякий пожарный. Вот…

– У меня все путем.

– Спина не болит? Порезы и так далее.

– Все зажило.

– Это хорошо. Хорошо.

– За меня не волнуйся.

– О’кей. Договорились.

Но он все равно не уходил.

– Чарли, тут такая штука, неловко даже… ну, насчет скретч-карт. Если дойдет до суда, если запахнет криминалом… ты ведь меня не сдашь, правда? Чтобы мне соучастие не пришили.

Если у Харпера и была надо мной какая-то власть, то теперь она лопнула, и я тоже был волен над ним смеяться.

– Что за бред, Чарли: ты устраняешься?

На этот раз позвонила Алина.

– Извините, Алина, но я уже все объяснил Айвору.

– Это в высшей степени непрофессионально.

– Ну, я и не лезу в профессионалы, так что…

– Ох… – В трубке послышался ее выдох. – Джордж никуда не годится.

– Джордж – молодчага!

– В плане техники, возможно: как актер, даст тебе сто очков вперед, но с этой ролью ему не справиться. Он чересчур броский. А в тебе, Чарли, есть некая безликость, размытость – это идеальные качества.

– Ну, спасибо, Алина.

– Не в обиду тебе будь сказано, но этого персонажа должен сыграть кто-то нейтральный.

– Очень жаль, но нет.

– Весь актерский состав просто убит, Чарли.

– Я же сказал…

– Все мы убиты. Такого допускать нельзя. Тем более когда ты вложил столько труда. – В трубке что-то треснуло: Алина тайком закурила. – Чарли, многие из ребят, с кем мне доводится работать, ощущают в себе талант, постоянно слышат, что они талантливы, и знают, что талант их никуда не денется. Талант, выучка и возможность. Да, мы за них рады, давайте похлопаем, но смысл-то в чем? А если ты поначалу никуда не годился, но потом сделал гигантский шаг вперед, значит мы потрудились не зря. Смысл нашей работы – это ты. Без тебя она бессмысленна.

Прошло еще какое-то время.

– Меня зовут, – сказал я. – Алина… простите.

И повесил трубку.

Отец проснулся, но еще не был готов спустить ноги на пол. Я принес ему чай и отдернул шторы, но он застонал. Пришлось задернуть как было.

– Кто сюда названивает? И кто ломился в дверь?

– Знакомые.

– Популярная личность.

Я посмеялся:

– Это точно!

Прошло немного времени.

– Извини, должен еще полежать.

– Ничего страшного.

– Голова.

– Спи, спи.

– В школу ходил?

– Нет. Ни к чему это.

Он начал что-то говорить, но запнулся.

– Не мешало бы все же проверить.

– Возможно.

Опять повисло молчание; время будто бы давало подсказку. Я покопался в памяти, ища нужную реплику, и…

– Если принимаешь антидепрессанты, то, наверное, лучше не пить.

Он нахмурился:

– Сам знаю.

– Если не завязать с выпивкой, от таблеток пользы не будет. Только побочные эффекты. Да и мне тревожно. Нам всем тревожно. Это, кстати, один из побочных эффектов – наша тревога. Так нечестно.

– Знаю.

– А что стряслось-то?

– Да как-то… все вышло из-под контроля. Больше ничего.

– Может, нам надо… может, ты хочешь… об этом поговорить?

– Нет.

– Потому что я не нанимался таскать тебя в ванную, папа, это последнее дело.

Он заулыбался:

– Кто бы говорил! Я, между прочим, тоже не нанимался подбирать тебя на улицах и волохать домой.

– Принято, – сказал я. – Давай больше не будем. Купать друг друга в ванне.

Отец посмеялся:

– Лады.

– Вот и хорошо.

– Но маме с сестрой ни слова. Никому.

– Не скажу.