— Когда он к нам попал?
— 19-го января.
— Хорошо, я узнаю, у кого он лежал, поднимем из архива историю болезни.
— Буду очень признателен.
— Позвоните мне в конце дня, часа в четыре.
К трем Костюкович уже освободился, мог бы идти домой, но он ждал назначенного нейрохирургом времени. Около четырех раздался звонок.
— Слушаю, — сказал Костюкович.
— Доктор Костюкович? — спросил мужской голос.
— Да.
— Это из первой нейрохирургии Лернер. Вас интересовала история болезни Зимина? Она у меня, можете подняться, я в ординаторской. Только, пожалуйста, не задерживайтесь, мне нужно уходить, — все это было произнесено недовольным голосом. Костюкович знал доктора Лернера. Они встречались, когда Лернер приходил консультировать в неврологию или когда в нейрохирургию на консультацию вызывали Костюковича, сталкивались они и в приемном покое. Это был угрюмый раздражительный человек, постоянно чем-то недовольный, неуживчивый; коллеги его недолюбливали, но при этом признавали, что Лернер высокого класса оператор, золотые руки, хотя имел лишь вторую категорию…
— Вот, — Лернер указал на тоненькую папочку на столе, едва Костюкович переступил порог.
Зная его характер, Костюкович даже не удивился, что тот не поинтересовался, в чем дело.
— Он был ваш? — спросил Костюкович.
— Разумеется, — усмехнулся Лернер, — коль скоро мне было велено рыться в архиве.
Костюкович сел, начал читать. Ничего особенного: сотрясение мозга, поступил с высоким артериальным давлением — 180 на 80, что в этой ситуации объяснимо. Выписали Зимина через три недели. Артериальное в норме: 120 на 70…
— Все, доктор, спасибо, — Костюкович возвратил папочку.
Лернер пожал плечами, мол, стоило из-за этого морочить голову.
Поздно вечером Костюковичу позвонила начмед:
— Марк Григорьевич? Это Ильчук.
— Слушаю, Варвара Андреевна.
— Ну и камнепад вы устроили!
— С чем?
— Да с Зиминым, с этим спортсменом! Они пришли за телом, и когда узнали, что вскрытие все-таки было, подняли такой шум!
— Мать?
— И врач команды. Я сказала, что вы настояли. Но когда начали угрожать, что будут жаловаться, я их выставила. Так что вам они досаждать уже не станут… Просто имейте это в виду…
Но она ошиблась. Через час позвонил Туровский:
— Зачем ты настоял на вскрытии? Начмед матери пообещала. А ты настоял! У людей свои предрассудки, мать не желала, чтоб кромсали тело ее сына, — шумел Туровский.
— Не ори! — осадил его Костюкович. — Мать — ладно. Но ты же врач и обязан знать, какой порядок существует, если человек умер в больнице. А если этому человеку всего двадцать первый год и умирает он от внезапного инсульта, о чем тут может идти речь?! Мы вообще не имеем права выдавать труп без вскрытия. В данном случае к правилам прибавился и мой интерес: он мой больной!
— У тебя что, мало других загибается?! Тебе понадобился именно Зимин?
— Жаль парня… Успокой мать, объясни, что иначе было нельзя. Будь здоров! — Костюкович положил трубку.