Стойкий запах лосьона

— Допустим, — сдерживаясь, сказал Костюкович. — Но есть же и высший судия — патологоанатом, вскрытие-то подтвердило мой диагноз.

— А вы представьте мне протокол вскрытия и листок гистологических исследований.

«Значит уже знает, что все исчезло, — понял Костюкович. — Кто же это ему настучал?»

— Я знаю, что произошло, — сказал главный. — По этому поводу у меня уже был разговор с начмедом. Я читал объяснение доктора Коваля. Жаль, что Каширгова уехала на курсы, сейчас она была бы здесь очень нужна.

— Она вернется и подтвердит все, — произнес Костюкович.

— Это будут только слова. А мне нужны документы, чтобы держать ответ в облздраве… Кстати, какие у вас отношения с доктором Каширговой?

— Нормальные деловые отношения, — удивился Костюкович, не понимая, куда гнет главный.

— А я располагаю другими сведениями… Вот и мать Зимина пишет… Нате, читайте, — он протянул страничку машинописного текста.

Костюкович стал читать. Те же слова: «халатность», «невнимательность», «преступная ошибка в диагнозе», а дальше шло: «Я уверена, что в справке после вскрытия — ложь, протокол вскрытия сфальсифицирован патологоанатомом Каширговой, и сделано это потому, что она спасала своего любовника, доктора Костюковича…» Он на мгновение прикрыл глаза, почувствовал, как терпнет кожа на лице, наконец сказал:

— Это клевета.

Главный развел руками, мол, что написано пером…

— Я не знаю, любовники вы или нет, но ведь когда муж доктора Каширговой уезжал на полгода в командировку в Индию, вы довольно часто встречались с нею, — словно наслаждаясь растерянностью Костюковича, сказал главный.

«Кому и зачем это понадобилось? — лихорадочно высчитывал Костюкович. — И что я могу доказать? Ведь за эти полгода я ходил с Сажи дважды на концерт, один раз в театр и один раз ездили на озера, она брала с собой сына… Среди сотен врачей и медсестер больницы нашелся какой-нибудь доброхот, которого главный держит в любимчиках и который видел меня с Сажи, кто-то видел, как я приходил к ней в отделение поболтать, выпить кофе, покурить… Но как весь этот бред попал из больничных коридоров в жалобу матери Зимина?..»

— Я не хочу ни с кем обсуждать мои отношения с Сажи Алимовной, жестко произнес Костюкович. — Это не касается ни жалобщицы, ни вас, Дмитрий Данилович.

— Как видите, коснулось.

— Я готов отвечать только за то, что имеет отношение к моей работе.

— Пишите объяснение. Там видно будет…

Спускаясь в лифте, а затем идя по коридору в ординаторскую, Костюкович уже трезвее расставлял все по местам: «А ведь жалоба матери Зимина написана не ею. Ей дали только подмахнуть! Простая школьная уборщица едва ли смогла бы сформулировать довольно грамотно, медицински последовательно свои претензии. Да и откуда у нее возникло предположение, что Сажи меня покрывает, сфальсифицировала протокол, поскольку, дескать, мы любовники? Тут чья-то более опытная рука. Чья? Кто-то в нашем отделении? Или в отделении Сажи? Месть? Кому? Мне или ей? Или нам обоим?..»

13

Когда Левин зашел в кабинет Михальченко, тот, вальяжно развалившись в кресле у окна, читал какую-то тоненькую брошюрку в пожелтевшей выцветшей бумажной обложке.

— Что, Иван, Чейза читаешь, учишься работать? — спросил Левин.

Медленно отстранив от глаз книжицу, Михальченко ответил:

— Вы это тоже читали? Правда, давненько, лет двадцать назад. Называется это произведение «Криминалистическое определение предельной дальности полета пули для установления местоположения стрелявшего». Методическое пособие. Авторы А. Бугаенко и Е. Левин. Слыхали?

— Слышал, слышал. Где это ты откопал?

— Наводил порядок у себя в кладовке, нашел несколько методичек со времен, когда еще в школе милиции учился. Притащил сюда, чего им валяться, поставлю тут на этажерочку.

— Нам это, Иван, уже ни к чему.

— Как сказать. В брошюрке ведь приведена сводная таблица почти всех существующих патронов: и пистолетных, и револьверных, и промежуточных. Начиная с «Маузера» 1896 до нашего АКС и израильского «Узи»… Долго корпели, пока составили эту таблицу?

— Долго… Пули сейчас забота не наша… Ты был в аптекоуправлении?

— Теперь это называется иначе: производственное объединение «Фармация». Не умер, так сдох. Был я там. Пропавшие лекарства — это картонная коробка размером приблизительно сорок на пятьдесят, фирменная, в ней и были упаковки с лекарством. А попала она туда с таможни.

— Каким образом?

— Таможня задержала. Уж больно внушительное количество. Это во-первых; во-вторых, в разрешительном перечне Минздрава этих таблеток нет. Следовательно, к провозу на территорию страны они запрещены. И реализовать через аптеки тоже возбраняется.

— Кто тебе это сказал?

— Сотрудник информационного отдела «Фармации».

— Что же делают дальше с таким товаром?

— Передают в налоговое управление. Создается комиссия из представителя налогового управления, таможни и «Фармации», составляется акт: подлежит уничтожению. Но не успели.

— Да, кто-то оказался пошустрей.