Стойкий запах лосьона

— Как, видишь, ночевать приехала домой, переспать никто не предложил. А в общем ехать не стоило. Какая-то очень уж пестрая компания: спортивный доктор Туровский; некий Федор Романович Ягныш — таможенник, единственный, кто был с женой, туповатый малый; тренер Виктор Петрович, то ли Губин, то ли Гущин, не помню, но то, что жлоб, помню; затем какой-то Севочка со смазливой девкой-молчуньей, весь модный, как из каталога «Неккерман» выпрыгнул, тебя знает, работал у вас, привет тебе передавал… — Ирина протянула Костюковичу чашку: — Принеси мне еще кофе.

— Спать не будешь, — он взял чашку.

— Еще как буду!

Когда он вернулся с кофе, она продолжала:

— Погос, разумеется, был тамадой… Шут чертов… Отменное питание, и напиться было чем. Но — скукотища! Черт меня понес туда! Заплатили они уйму денег! Платил почему-то один Туровский, за всех. Я, конечно, и не шевельнулась: я ведь приглашенная дама! Но деньги ему, я видела, сунул этот Севочка… Все это не по мне. Какие-то полунамеками разговоры, шепотки, то общие, то мужики уединялись парами, как педики. Я разозлилась на Погоса, он тоже уходил шептаться. Я спросила: «Что у тебя, Погос, может быть общего с этими интеллектуалами?» Пьяненький Погос ответил: «Ты знаешь, что разъединяет людей? Деньги! А что объединяет? Как эти деньги сделать!..» Пошел он со своими остротами!.. Я хочу спать, Марк… — она встала на корточки, затем выпрямилась и усталой походкой поплелась в свою комнату…

«Что это она так на них обозлилась? — подумал Костюкович. — Зря. Теперь люди сбиваются в компании по совершенно непонятным признакам и интересам… Жизнь такая. Сева Алтунин и Погосов, шустрый пройдоха и ученый муж… С чего это Алтунин так разбогател?» И Костюкович вспомнил: после того, как Алтунин уволился из больницы, выяснилось, что он плут: набрал у врачей из разных отделений в долг около семи тысяч рублей. Однако месяцев через восемь вдруг объявился, вошел в ординаторскую как ни в чем ни бывало, такой же веселый, общительный, весь элегантно-импортный, с роскошной спортивной сумкой. «Долги пришел погашать, — сказал Алтунин и вытащил из сумки толстую пачку сторублевок и такую же пачку купонов. — Кто в какой валюте хочет?» — «Ты что, в Техасе нефтебизнесом ворочаешь?» спросил тогда Костюкович, глядя на разодетого Севу и вспоминая его прежний полунищенский вид и постоянно голодные глаза, как жадно он ел больничные харчи, которые подсовывали ему сердобольные девочки из раздаточной. Жил Сева Алтунин с теткой-пенсионеркой. Родители его погибли в авиакатастрофе, когда он был в десятом классе… «Где же ты теперь, Сева, наличность печатаешь?» — спросил кто-то из врачей. — «На олимпийской спортбазе, коротко ответил он. — Ладно, пойду в травматологию, я там тоже задолжал», — подмигнул и вышел… И опять исчез, и больше о нем уже не вспоминали. «Теперь он объявился в компании моей сестры, — мысленно усмехнулся Костюкович. — Знала бы она, с кем судьба свела…»

В среду, едва Костюкович вошел в ординаторскую и натянул халат, позвонила секретарша главврача. Трубку снял коллега:

— Слушаю. Да… Сейчас… Марк, тебя, — позвал он Костюковича, протягивая трубку.

— Доктор Костюкович, Дмитрий Данилович просит вас срочно зайти, сказала секретарша.

— Хорошо, сейчас поднимусь.

«Вот оно!» — сказал он себе, идя по коридору к лифту, помня: главный не вызывал, чтоб сказать «спасибо за службу» или вручить премию, за ним такого не водилось. Все знали его грубость, бестактность, подозрительность. Высокий, тощий, он ходил по больнице в длинном хирургическом халате, тщательно накрахмаленном и отутюженном и в такой же снежно-белой шапочке, как бы подчеркивая этим свою причастность к лечебному процессу, что порождало среди врачей-клиницистов насмешки, ибо все знали, что никакой он не клиницист, что начинал на санэпидемстанции, просто судьба, а может чья-то рука возносила его на административные должности и что хамство его не только от невоспитанности, но и от комплекса неполноценности.

— Разрешите, Дмитрий Данилович? — Костюкович приоткрыл дверь в кабинет.

— Входите. Вам давно пора было прийти, доктор Костюкович, — главный никого не называл по имени и отчеству, а только «доктор такой-то». — На вас в облздрав поступила жалоба, ее переслали мне разобраться с вами и принять меры.

— От кого и в связи с чем? — спросил Костюкович.

— Вы можете сесть… От матери умершего больного Зимина.

— Зимина?! — удивился Костюкович. — На что же она жалуется?

— Халатность, невнимание, а главное — ошибка в диагнозе, что привело к смерти ее сына.

— Это чушь, Дмитрий Данилович! Во-первых, когда он поступил, дежурный нейрохирург, рентгенолог и я смотрели на томографе. Там был классический геморрагический инсульт.

— В спешке вы могли что-то самое главное упустить, диагностировать инсульт, лечить от инсульта, а на самом деле…

«Боже, неужто он такой болван?! Или прикидывается?» — с тоской подумал Костюкович и сказал:

— Можно взять историю болезни Зимина из архива.

— Она уже у меня. Я познакомился. Да, вы лечили его от инсульта. А если диагноз изначально был ошибочен?