— Зав информационным отделом «Фармации» успел накануне взять из упаковки один туб для образцов. Вот как эта штуковина выглядит, Михальченко достал из кармана небольшую металлическую колбочку зеленого цвета. — Я у него выпросил, чтоб вам показать.
Туб, как туб, плотно закрыт красивой винтовой герметической крышкой, чтоб сорвать ее, надо слегка нажать и повернуть вправо. Левин не сразу это понял, повозился.
— Хитро, — сказал он, отвинчивая колпачок с замысловатой резьбой внутри.
— Это для герметизации, — объяснил Михальченко.
— Ты знаешь, я это уже понял, — хмыкнул Левин, высыпав на ладонь несколько маленьких розовых таблеток. — Запаха нет, — поднес он таблетки к носу. — Хочешь попробовать на вкус?
— Воздержусь.
— Мне тоже что-то не хочется… А вот аннотация, — Левин вытащил маленький листок глянцевой бумаги. Он был забит таким мелким шрифтом, что даже сквозь очки Левин ничего, кроме названия и надписи, что лекарство изготовлено в Германии, прочитать не смог. Название ничего ему не сказало. — Я возьму эту штуку домой, покажу жене, она все-таки провизор со стажем. А что, если это связано с наркотиками?
— Вот этого не спросил.
— Что еще можете сообщить по делу, гражданин Михальченко?
— Все склады в девять утра снимаются с охраны и открываются. В тот день со склада, где хранилась эта коробка, и еще с одного склада шофер «москвича-фургона» получил товар и развез по аптекам, у которых в этот день завоз. Склад снова тут же был опечатан и взят на сигнализацию. Наш сотрудник вместе с их вахтером сидел в дежурке у ворот, когда машина выезжала. Говорит, что вахтер, как обычно, проверил у шофера бумаги, заглянул в фургон и открыл ворота.
— Вот именно, заглянул. Ты думаешь, он сверял груз с накладной? Да ни в жисть! Поверь моему опыту… Как-то очень похоже: груз президента Чекирды исчез таким же образом, как и ящик с «Фармации», хотя склады в разных концах города, — сказал Левин.
— Словно один и тот же «заказчик» или один и тот же исполнитель.
— Возможно… Хорошо бы, конечно, задать шоферу вопрос: «Куда завез коробку, кому? В какую аптеку?» Но он тебе может ответить: «Никакой коробки в глаза не видел. Развез по аптекам товар по списку, так что, господа любезные, идите вы на…» Если даже коробку вывез он.
— А на кой нам хрен все это нужно, Ефим Захарович? Сотрудник наш тут ни в чем не повинен, лицо нашей фирмы не загажено. Остальное — проблемы «Фармации».
— Пусть обращаются в милицию.
— Уже обратились.
— Ну и славно. А у нас с тобой есть господин Чекирда и его проблемы, — сказал Левин.
— Сейчас они и наши, поскольку наш счет увеличится за его счет.
— Ничего, не обеднеет.
— Я тоже так думаю… К осени у нас будет достаточно денег, чтоб купить факс, — поднял палец Михальченко.
— Думаешь, он нам очень нужен? Разве что для пижонства.
— Почему же? Вспомните, как мы жалели, что нет факса, когда вели дело с Густавом Анертом из Мюнхена! А дело о вымогательстве по Донецку!
— Ладно, ладно. Покупай хоть «мерседес». Я старый ретроград… Интересно знать, у кого эта коробка была конфискована на таможне?
— Чего вы опять вернулись к ней? — спросил Михальченко.
— Да так, инерция.
— Ни к чему нам эти заботы, — пожал плечами Михальченко. — Этот элементарный вопрос задаст на таможне любой опер. Но едва ли ответ его утешит: владелец конфискованной коробки скажет ему: «Да, забрали у меня. С тех пор я ее не видел». А если действительно владелец тут ни при чем?
— Тут опер может его спросить: «Зачем такое количество лекарств?» Я бы на его месте спросил, — сказал Левин.
— А я бы на месте владельца ответил: «Дефицит. Хотел подзаработать…» Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней ломать себе голову…
14
Костюкович допивал чай с вишней, когда раздался телефонный звонок. Второй, параллельный аппарат висел на кухне.
— Слушаю, — Костюкович снял трубку.
— Квартира доктора Костюковича? — спросил медленный баритон.
— Да, — Костюкович пытался вспомнить голос.
— Марка Григорьевича, пожалуйста, если можно.
— Я у телефона. С кем имею честь?
— Здравствуйте. Моя фамилия Думич. Я следователь прокуратуры Шевченковского района. Марк Григорьевич, нам надо бы встретиться.
— В связи с чем?
— В связи со смертью вашего больного Зимина.
— Понятно… Жалоба?
— Вы угадали. Когда сможете зайти?
— Да хоть завтра, — как можно равнодушней ответил Костюкович.
— Меня это тоже устраивает. А время?
— Могу только после работы, около четырех.
— Годится. Жду вас, доктор. Вы знаете, где прокуратура Шевченковского района?
— Бывать не приходилось, но найду.
— Седьмой кабинет.
— Седьмой так седьмой. Всего доброго, — Костюкович спустил трубку. «Продолжение следует, — подумал он. — Режиссер выстраивает новую мизансцену. Кто же он, этот искатель справедливости?..»
Следователь Думич оказался молодым человеком, почти ровесником Костюковича, но уже с лысиной, просвечивавшей сквозь редкие, очень светлые волосы. Он вскинул на вошедшего голубые близорукие глаза, казавшиеся испуганными за толстыми линзами очков. Костюкович уловил во взгляде вопрос, сказал:
— Я доктор Костюкович.