— Ты про ту ржавую железку, что у тебя на поясе?
— А вот я как дам ей тебе по башке.
— Какой бастион? Там только стену одну с башней снесли. — крикнули из глубины батальона.
— А тебе мало? Стены Орнесса то в двое выше этих были.
— Чо ж не в трое?
— Так там два полку было, и магиков роты четыре.
— Да батальон целый, че уж там.
— Ты че все подтруниваешь?
— Да ты сам то под Орнессом был?
— А ну заткнуться, сукины дети! — Килгор пробился через ряды мечников, и дал увесистую оплеуху по шлему самого говорливого гвардеца. — Еще одна падла пасть раскроет, лично все зубы повышибаю, поняли, чернь? Слушать только команды офицеров, а не свои вонючие рты.
Килгор встретился взглядом со смотрящим на него из под тишка Мельхиотом. Рыцарь слышал про дурную славу этого двуручника, а кто еще из простых гвардейцев мог так смотреть на офицера? Но до сих пор не находил повода с ним разобраться. Да и не в его он был роте.
Найхим, отец которого непонятно за какие заслуги, был пожалован наследуемым дворянским титулом, что делало его потомственным дворянином, невольно вздрогнул. Буквально физически ощутив невероятной силы волну ненависти направленную на него в этом взгляде. Килгор хотел что-то уже сказать, что бы не выглядеть дураком, но вдруг обернулся назад ища кого-то глазами. Бросил последний взгляд на Мельхиота, и ретировался. Двуручник не разобрал в глухом рыцарском шлеме выражения глаз горца.
— Какой миляга. — прошептали рядом, вызвав горькие усмешки.
— Мельхиот, вы друг друга стоите.
— Катись к Темному. — глухо ответил двуручник.
— Ты тоже миляга.
Батальон расстроился. Часть клириков и магов с флангов занимали места в рядах мечников. Обычный порядок, при штурме укреплений.
— В батальон не влезет больше полторы роты поддержки. — разорялся позади расстроившегося строя Бланк.
— Это кто кому поддержка? — осадил младшего капитана чей-то властный голос.
— Это военный термин, хранитель Малор. Преосвященство салия Габриил распорядился поместить не менее роты клириков в каждый батальон мечников.
— Магиков что ли к нам подрядили? — проговорили рядом.
— Ага, кажись.
— Проклятье, где салия Габриил? Мы же договарились, что в центральном полку будет пятьдесят магов.
— Полку, хранитель. Это всего лишь батальон.
— Ах, ну да. Значит так: Ройтер, Кастер, берите по пятнадцать магов и в соседние батальоны. Двадцать магов капитан, вы, надеюсь, сможете разместить?
— Безусловно, хранитель.
— Гвардейцы! — удивительно, но маршал Гилберт вышел перед армией, а не вещал свои бредни, по мнению Мельхиота, как обычно, из тыла усиленным магией голосом. «Наверно чувствует себя кавалером Первого Кофликта, не меньше, вышедшим поддержать воинство Света пламенной речью.»
— Сегодня мы столкнулись с порождениями злой и могущественной темной магии. Знаю, многие из вас под впечатлением увиденного по пути сюда. Знаю, многие из вас хотят отомстить черным тварям, выпустившим на свет Божий такую нечисть. — «Да, милорд, вы прекрасно знаете, о чем думают ваши гвардейцы.» — усмехнулся двуручник, наблюдая испуганные и сомневающиеся физиономии солдат.
— Знаю, многим из вас, сила призвавшая такую мерзость, может показаться слишком серьезной. Именно потому, что это так, мы и должны покончить с ней здесь и сегодня, что бы злая участь не распространилась на весь Приматион. Не достигла ваших домов, городов и деревень.
— Мой дом на юге Серазата. Плевать мне на эти южные баронства. — пробубнил мечник рядом.
— Грешно так думать, сын мой. — этот, за спиной воина, смиренный до такой степени, что казался безжизненным, голос, мог принадлежать только клирику.
— Каюсь, слуга света. — горячо прошептал гвардеец, втянув голову в плечи.
— Йенир с нами! Боги Света благосклонно взирают на свое воинство. — «Его сейчас разорвет от пафоса.» — Во имя церкви. Во имя короны. Во благо Иллариона. Остановим заразу!
Гвардейцы прекрасно знали что им полагается делать. И они закричали вокруг него. Кто что. Это было не важно. Ты мог бы кричать «слава роду такому-то», «бабушка Тиаморта», «гнилая тыква» или «победа Иллариону» — Мельхиот знал, что для командования это не имеет никакого значения. Лишь бы кричал и гремел железом, выражая свою солидарность и готовность сложить голову ради престола.
«Неужели я один чувствую, насколько фальшиво это звучит? Неужели им всем наплевать? Даже в этот раз? В их жалких воплях нет ни радости, не ярости, ни гнева. Я чувствую только страх и неуверенность, почти достигнувшие истерической точки кипения. Их страх обволакивает меня. Жалкий, никчемный страх дезертира. Бессмысленный страх труса, бегущего от самого себя. Скоро, уже скоро, я стряхну их прогнившие оковы. Довольно я повиновался. Довольно играл в солдатика.»