Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

И я, ребенок найдичайший,
И я, детеныш найстраннейший,
С прогнившего глядел дощаника,
Как на избушечку из пряника
Глядели Маша и Васюк.
Рыбалки нашего каюк
Туда частенько приставал,
Но вышиб у бедняжки шквал
Из головы фантазий клепку:
За папирос не мог коробку
Он рассказать мне ни о чем.
А я лучиновым мечом
Достать чрез плавни не был в силах.
Когда ж над головой в стропилах
Летучая пищала мышь
И над рекой царила тишь,
Из камышей я слышал плач,
Как будто великан-палач,
Как рыболов шальную рыбу,
Кого-то поднимал на дыбу.
И кто-то звал меня оттуда,
Как верующий в Божье чудо,
А я как бедный крался тать,
Не в силах будучи летать.
И жалостно я ей ручонкой
Махал с лучиновой шпажонкой,
И слышалось мне: – Ой-ой-ой!
Царь Берендей, родитель мой,
За древнего меня леща
Отдаст, когда твоя праща
На смерть не поразит злодея,
Кондотиера Берендея
Полков подводных, мой дружок! –
И я решился на прыжок,
Но только несколько бифштексов
С коробкою имбирных кексов
Решил уплесть, чтоб сил набраться
И в камышах не заплутаться.

5

Однажды на отцовской вилле,
В день Ангела больной мамаши,
В кружок усевшись, кофе пили
Наехавшие тети Маши,
Эмилии и Жозефины,
А дяди Генрихи и Фрицы,
Пунцовоносы, краснолицы,
Лили громадные графины
В трясущиеся животы.
Но заприметив малыша,
От хохота едва дыша,
Они пораскрывали рты:
«Ай, ты такой-сякой, малыш,
Когда взаправду полетишь!
А ну-ка, ну-ка! Поскачи!
Да нас искусству научи!»
А я, едва дыша от злобы,
Решил уже не делать пробы,
А утерев потоки слез,
Слетать на островок всерьез!

6