Столешников переулок

Инга внутренне напряглась, будто ее проверяли в узком смысле. Она отпила вина, глядя поверх стакана. Взгляд ее был пуст, будто перерезали нервы, соединяющие глаза с мозгом. Цвет лица вроде бы не изменился, но румяна на щеке как бы отслоились, стали сами по себе. Количество косметики пропорционально количеству комплексов. Косметики на ее лице стало больше. Инга, повернув голову чуть – намек на движение, – молвила тихо:

– Давай уйдем.

Солнце уже зашло, но было еще светло. В фирменный магазин «Levi’s», недавно открывшийся в Столешниковом переулке, стояла очередь из явно не бедствующих людей. На углу Пушкинской, где тоже недавно открылся магазин импортной обуви, очереди не было, и на крыльце курили два молодых человека в темных костюмах, белых рубашках и красных галстуках. Если бы не прицепленные к нагрудным карманам карточки с именем и должностью, парней можно было бы принять за преуспевающих бизнесменов новой волны.

Посмотрев на них, Инга сказала:

– Говорят, в новые магазины не берут продавцов с опытом советской торговли.

– Печальный опыт печальной торговли. Не думаю, что и эта будет счастливой. В России испокон веку «торговать» и «воровать» – синонимы. Мне жалко новых русских: они сейчас продают все хорошее, что в них есть.

– А может, это обратная сторона зависти? – глаза ее наполнились легкой насмешкой, отчего посветлели и в них будто подлили лазури.

– Я никогда никому не завидую, потому что второго такого нет и не может быть.

– Тогда стесняешься своей бедности, – продолжала напирать она.

– Стыдно быть бедным в богатой стране и богатым в бедной.

– У тебя на все есть отчеты. Заранее их готовишь? – с легким раздражением поинтересовалась она.

– Я часто беседую с тобой. В основном отвечаю на вопросы. Люди любят задавать вопросы и не слушать ответы.

Какое-то время Инга шла молча и со склоненной головой, а потом сказала:

– Странно, понимаю, что ты говоришь правду, но не верю тебе.

– Не хочешь верить.

Инга улыбнулась грустно и пошла рядом, но как бы немного впереди.

На клочке земли, свободном от коросты асфальта, копошились в низкой, стелящейся, коричнево-зеленой траве воробьи. Их было очень много и, сливаясь с травой по цвету, казались частью ее, и создавалось впечатление, что трава ожила, зашевелилась, сейчас переползет на тротуар. Это зрелище, как и любое извращение, вызывало неприязнь и любопытство.

На домах и столбах, везде, где можно было зацепиться и быть хорошо видимым, появилась реклама иностранных фирм. Большие яркие плакаты, разноцветные неоновые надписи и табло с меняющимися картинками добавляли свежести серым московским улицам. Если смотреть только на рекламу, создается впечатление, что сейчас не вторая половина осени, а первая весны. Особенно при взгляде на сочно-зеленые – непривычный цвет для «совковой» сферы обслуживания – вывески, двери и рамы французской парикмахерской, в огромных стеклах которой Инга на ходу разглядывала себя.

– Сделать здесь прическу стоит триста долларов, – сообщила Инга.

– Нам так не жить, а если жить, то не долго. Нужен калькулятор, чтобы подсчитать, сколько лет мне придется пахать на один визит сюда.

– А кому-то не нужен, – сказала она без зависти, скорее, сообщая, что есть по-своему счастливые люди.

– Тебе и с этой прической хорошо.

– Может быть, – произнесла она и, благодаря за комплимент, спросила: – Не сильно расстроился, что увела из-за стола?

– Я бы все равно ушел после тебя.

– На компьютере играть? – она пыталась придать своему высокому голосу безразличие, но раздражение все равно просквозило, особенно в последнем слове.

– Да. Мужчина рожден побеждать. Не получается в реальной жизни, добирает в виртуальной. Или наоборот.

– Скорее, второе, – сказала Инга.

– Пусть лучше воюют в виртуальном мире. Хотя мне иногда кажется, что те миры существуют на самом деле, что от моих действий зависят судьбы миллионов людей. А потом возникает мысль, что и мы – чей-нибудь виртуальный мир. Ведь если существуют такие люди, как Нострадамус, Ванга, значит, история линейна, программа написана и мы вольны только в ее пределах.

– Ну, вот, а говоришь, что в бога не веришь! – насмешливо произнесла Инга.

– На самом-то деле никакой программы нет. Просто некоторым дано узнать, чем закончится игра. Существуют параллельные миры, перемещаясь в которых, можно обогнать время или вернутся назад. Длинный коридор с окнами в разные эпохи жизни на Земле. Некоторым людям в наказание даются ключи от этого коридора.

– Считаешь, что в наказание? – без насмешки и раздражения спросила Инга и пошла просто рядом.

– Человек не в силах справиться с любопытством. Это самый сильный наркотик, к которому мы привыкаем с рождения, если не раньше. И открывает двери. Представляешь, как надо очерстветь сердцем, чтобы знать прошлое и будущее близких людей, заглядывать в их «черные ящики»?! А еще страшнее ждать свой час, меру страданий которого уже видел. Почитай внимательно Евангелие, обрати внимание, как Иисус боялся ожидающих его страданий. У него тоже был ключ.

– Но ведь можно смотреть только светлое, – возразила Инга.