Столетняя война. Том III. Разделенные дома (ЛП)

Разрыв отношений с Англией в 1368 году и возобновление войны в следующем году неизбежно сопровождались быстрым увеличением государственных расходов, которые быстро превысили текущие поступления от сборщиков налогов. Без масштабной кампании по привлечению займов или повышения налоговых ставок такое положение дел могло продолжаться только до тех пор, пока существовал финансовый резерв. В круглых цифрах, из резерва в 400.000 франков, накопленного к 1368 году, 249.000 франков было потрачено на военные действия к июлю 1369 года, 121.000 франков — на дипломатию, в дополнение к небольшим суммам на строительство и личные расходы короля. Резерв был исчерпан как раз в тот момент, когда армия вторжения Карла V собиралась на берегу Сены, а Джон Гонт во главе своей армии выходил из Кале[82].

Именно на этом фоне в начале августа 1369 года в зале Руанского замка собралась большая ассамблея нотаблей короля. Точный статус и полномочия этого собрания неясны, поскольку письменные вызовы, которыми оно было созвано, не сохранились. Вероятно, технически это было не собрание Генеральных Штатов, а более ограниченное собрание избранных интересантов, такое собрание, которым Карлу V, с его горьким опытом представительских собраний 1350-х годов, было легче манипулировать. Представителем короля был Жан де Ла Гранж, аббат-бенедиктинец из Фекампа, который стал одним из самых доверенных финансовых советников короля. Он сообщил собранию, что фуаж 1363 года, хотя и предназначался для финансирования армии в 6.000 человек, на самом деле дал лишь четверть от этой суммы. Возможно, это было преувеличением. Но несомненно, что доход от фуажа был разочаровывающим, и он, конечно, не был предназначен для поддержания войны против Англии. Поэтому аббат предложил продолжить сбор фуажа и габеля, но дополнить их новыми косвенными налогами по значительно увеличенным ставкам. Это предложение вызвало сильное недовольство в собрании, и все три сословия выступили против него. Как всегда, большая часть проблемы заключалась в сложном балансе между городскими и сельскими налогоплательщиками. В итоге представители были готовы согласиться на увеличение налогов, включая удвоение ставки на вино, продаваемое оптом, но только при условии, что эти налоги будут взиматься вместо фуажа, а не в дополнение к нему. Чтобы заставить налогоплательщиков нести свою долю бремени после отмены фуажа, был введен новый налог на зерно поступавшее на мельницы ― молаж (molage), который ложился в основном на зернопроизводителей и сельских потребителей, для которых хлеб составлял большую часть рациона[83].

Этот компромисс оказался крайне неудовлетворительным как для налогоплательщиков, так и для правительства. Возможно, он даже привел к снижению чистых налоговых поступлений. Правда заключалась в том, что войну нельзя было финансировать без взимания прямых налогов с подавляющего большинства французских семей, проживающих за пределами городов и их ближайших пригородов. Молаж, который был задуман как основной налог, налагаемый на сельскую местность, стал катастрофой. Он был настолько непопулярен, что, например, в епархии Нуайон на севере Франции королевские уполномоченные не смогли найти желающих его платить. В ноябре 1369 года правительство было вынуждено отказаться от молажа, просуществовавшего всего три месяца, и восстановить сбор фуажа.

Этот вопрос был вновь рассмотрен на заседании Генеральных Штатов Лангедойля в Париже в начале декабря 1369 года. Канцлер Франции открывший заседание 10 декабря во дворце на острове Сите, объяснил собравшимся затруднительное положение правительства. Целью по-прежнему было содержание постоянной армии в 6.000 человек, но на этот раз министры короля ясно дали понять, что простого возвращения к ситуации, существовавшей до августа, не получится. Потребуется значительное общее увеличение налогового бремени. Генеральные Штаты совещались более недели, прежде чем 19 декабря согласились на новый пакет фискальных мер. Молаж был отменен, налог с продаж был установлен по ставкам, действовавшим до августа, а фуаж по ставкам, которые отражали разницу между городскими и сельскими домохозяйствами, но в обоих случаях ставки были очень высокими. Горожане должны были платить в среднем шесть франков с домохозяйства, а селяне — в среднем два. Оценки платежеспособности домохозяев, как всегда, зависели от состоятельности налогоплательщика, le fort portant le faible (сильные несут слабых). Несмотря на это, новая схема почти сразу же натолкнулась на жесткое сопротивление налогоплательщиков, настолько сильное, что в течение первых нескольких месяцев пришлось отдать приказ о значительном снижении ставок. Однако они оставались в силе без какого-либо утверждения со стороны Генеральных Штатов, которые больше не собирались в Лангедойле до самой смерти короля[84].