Вступив на престол, Елизавета Петровна занялась серьезно этим садом и другими; прежде всего она дала название своим садам: нынешний Летний был назван Первым; сад, расположенный по Фонтанке вокруг Летнего дворца, получил название Второго сада, наконец, сад на Мойке стал зваться Третьим садом. Сначала этот Третий сад думали засадить липами, которых было много в Первом саду: в 1744 г. требовалось для посадки в Третий сад 10 000 липовых деревьев, но вскоре раздумали, и в 1747 г. «в новостроющийся сад, что при третьем огороде, потребно нынешней зимой поставить кленовых 25 000 дерев». Таким образом, те клены, которыми и в настоящее время любуются в саду Русского музея, насчитывают 250 лет. Кроме клена, в Третий сад были посажены и фруктовые деревья, с которыми было много хлопот у Елизаветы Петровны. «Ее императорское величество, — читаем мы в журнале генерал-адъютантов, — соизволила указать, что проходящие через сад рвут яблоки и другие фрукты, в котором своевольстве своей высочайшей императорской особой усмотреть изволили». Очевидно, любители фруктов не постеснялись рвать фрукты в присутствии императрицы. Но кроме этого своевольства, было еще одно зло, о котором сохранилась очень характерная пометка в цитированном нами уже журнале генерал-адъютантов: «5 мая 1751 года императрица указала, что как во дворце в садах, так и около дворцов никакой нечистоты отнюдь не допускать».
Было решено прорыть по Итальянской улице между Кривушами и Фонтанкой особый канал, чтобы отделить царские сады от города. Нехватка денег не позволила канал прокопать.
Очевидно, в конце 40-х гг. XVIII столетия на пустом еще пространстве между Третьим садом и Летним дворцом появились два парных пруда и между ними и Мойкой был разбит цветник, который имел специальное название «Променад». Остатки этих двойных прудов имеются и сейчас в саду Русского музея.
На пространстве между этими прудами и Итальянской и Караванной улицами был разбит лабиринт, необходимая принадлежность каждого благоустроенного сада XVIII в. Лабиринтом называлось особое расположение дорожек сада и запутывание их так, чтобы гуляющий заблудился и с трудом нашел выход. Лабиринт значится уже на махаевском плане 1753 г., но, кажется, в это время он еще не существовал, а был только в проекте. Это не мешало составителям плана показать его будто бывшим в действительности, точно так же, как местность по берегу Фонтанки показана незастроенной — будто здесь по лугу от Невского проспекта до главных ворот Летнего дворца только проходила дорога, будущая Караванная улица. Между тем, имеются данные, что в этой местности существовали уже постройки, но были, однако, изданы указы, повелевавшие снести все эти постройки в боязни пожаров. Указы эти не проводились в жизнь, но составитель плана 1753 года не забыл о них, и на плане берег Фонтанки свободен от построек. Эти две вещи — нанесение на план не существовавшего лабиринта и, наоборот, отсутствие существовавших уже к тому времени построек ясно показывают, как осторожно нужно относиться к планам XVIII в.
К середине XVIII в. изменился не только внешний облик крупных городских зданий, но и сам характер построек. Чисто практические сооружения, жизненно необходимые растущему городу, отходят на задний план, все внимание уделяется строительству дворцов и церквей. Крупнейшие церкви и соборы, созданные в те годы, столь же богаты и великолепны, как дворцы. Пример этому — Смольный монастырь и Никольский собор.
Строительство Смольного монастыря началось по проекту Растрелли в 1748 г. в районе излучины Невы, на месте, где во времена Петра I находился так называемый Смоляной, или Смольный двор — место хранения и перегонки смолы, необходимой для кораблестроения. Поэтому все сооружения, воздвигнутые здесь позднее, получили название Смольный, а окружающий район стал именоваться Смольнинским.
Сооружать Смольный монастырь начали по приказу Елизаветы Петровны, собиравшейся удалиться туда под старость. Поэтому Растрелли задумал свое сооружение как монастырь-дворец.
Согласно воле царицы, зодчий обязан был строить собор монастыря по образцу пятиглавого Успенского собора в Московском Кремле, а также возвести столпообразную колокольню, подобную колокольне Ивана Великого. Под руководством Растрелли была сделана модель всего монастырского комплекса с гигантской колокольней, открывающей въезд в монастырь, высота которой должна была превышать 140 метров. Модель сохранилась и находится в музее Академии художеств, но практически замысел полностью осуществить не удалось. Не была завершена при жизни Растрелли и отделка других зданий монастырского комплекса. Ее закончил уже гораздо позднее, в 30-х гг. XIX в., архитектор В. П. Стасов, бережно сохранивший стиль и особенности композиции автора проекта.
Смольный монастырь — один из интереснейших архитектурных памятников XVIII в.