Столкновение

Набрав скорость, корабль, отяжелевший, складывающий крылья и развернутые антенны, пролетел над горой со старым шрамом, пробился сквозь крепкие черные облака, и исчез.

Сдобный голубь

I

Тесто поднялось и вылезло из кадки. Милица, едва зайдя на кухню, крикнула:

— Убежало, держи!

Два мальчика на побегушках, Лука и Марко, подняли крышку и принялись детскими кулачками бить тесто. Они нанялись летом к Милице, приторговывавшей на старости лет сдобой на летних улицах.

Под вечер, весь пламенный в оранжевых лучах, променад балканского городка заливает рекой многоликих и раскрасневших от солнца туристов, громко шумящих на своих языках. Где-нибудь на одной из темно-зелёных скамеек, либо у отбойника, желательно под деревом, и будет стоять пожилая торговка с корзиной.

Милица достала широкий нож-резак: аккуратно, но уверенно подрезая тесто, она сложила множество кусков на столе. Раскаткой занимался Лука, а Марко следил за печью. Вытащив горячее полотно с испекшимися булочками, женщина посыпала сахарной пудрой, корицей, либо густо смазывала шоколадным маслом.

— Баба Милица, оставь на чай! — попросили Лука и Марко, протянув свои тарелки. Женщина, обложив корзину пекарской бумагой, складывала сдобу вкруговую и причитала, что трат на ребятню слишком много, что-де чистой прибыли совсем мало, что скоро торговое дело закроет и займется только садом да разведением бесхлопотных цветов. Дети убежали с выпрошенными булками на двор, Милица ушла, закрыв дверь на ключ.

— Приходите завтра, сегодня весь день буду торговать.

— Да вашу сдобу за час раскупят! — подлизались мальчишки. У Луки половина лица уже была в шоколаде. У его ног вертелись голуби, приноровившись назойливо следить за человечьей трапезой.

Асфальтовая дорога под небольшим наклоном плавилась. Милица неспешно шла, употев дважды, пока не добралась на приглянувшуюся скамейку у цветущего каллистемона. Корзина, как магическая лампа, едва раскрывшись тут же выпустила на волю джиннов: ароматы домашней кухни, сладкой корицы и свежевыпеченного мучного окутывали разум прохожих, от чего у многих из них засосало под ложечкой.

II

На устах местных не сходило слово аномалия. Аномальная жара. Аномальное тепло. Аномальная температура. Аномальный зной.

В тот день, липкий и одуряющий, духота грозила смерью, поэтому община предпочла пораньше открыть и побыстрее закрыть муниципальные учреждения. В больнице святого Карагеоргия тяжелобольных обмахивали и опаивали, вентиляторы бесполезно крутились, а по коридорам торопливо расхаживали медсестры. Главный врач предусмотрел, что от выздоравливающих, здоровых с нездоровой мнительностью и прочих с несерьезными болезнями следует избавиться, и поскорее, на случай, если придётся принимать пациентов с солнечным ударом, места может не хватить. Решение коснулось так же палату с душевнобольными: оттуда выпустили нескольких беззлобных и не буйствующих, отобрали кровати и прочую мебель и пару комнат записали в резерв.

Женщина, оробевшая и в простом мешковатом платье, стояла у порога больницы и что-то шептала в небо. Солнце, не прикрытое облаками, палило в лицо чудаковатой, она щурилась, закрывала лицо рукой.

— Ты свободна, — сказал ей главврач. — Будешь посещать нас по утрам. Пока не спадет жара, а там посмотрим. Ива, возможно, пришла пора тебя выписать.

III

Ближе к семи, когда корзина наполовину опустела, к Милице подошло знакомое лцицо. Её смутило, что в отличие от говорливых туристов, молотящих языком без остановки, этот человек только шевелил губами. Солнце слепило Милицу, она спустила со лба очки и удивленно спросила:

— Ива? Ты что тут делаешь?

— Здравствуй. Спасибо, что узнала.

Повисло секундное молчание.

— Я думала, ты не узнаешь, — продолжила Ива.

— Тебе разве не следует быть на лечении? — Милица настороженно разглядывала собеседницу.

— Доктор Вукович сказал, что сейчас мне намного лучше. Он велел идти домой и приходить на утреннюю поверку. Я отправилась на автобусе, постучалась в свою квартиру, но там никого нет. И ключа под ковриком тоже. Доктор Вукович советовал почаще дышать свежим воздухом и делать пешие прогулки…

Милица молчала.

— …В палате серо и душно, там солнца нет. Людям в больнице жизни не сыскать. Только богу душу отдают.

— Ты, наверное, голодна? — спохватилась Милица. Она взглянула на корзину. Достав платок, завернула в него три простых булки, осторожно сунула кулёк Иве в руку.

— Я позвоню Луке. Мальчик отведёт до дома. Твоей родне позвоню, сейчас всё устроим.

Лука под руку увел женщину. Милица обеспокоенно смотрела им вслед. Сколько лет её не было в моей жизни, спросила она себя. С тех пор, как в дом передали новость, что Петар, первый и единственный муж Ивы, пропал в боях где-то под Игманом, разум женщины помутился. Мир погас, почернел и посерел в её глазах. Всюду ей виделись знаки свыше. Отца Андрея, местного священника, она слушала, сопротивляясь, но держала себя в руках. Так продолжалось несколько месяцев, пока настоятель внезапно не умер, и тогда Ива, по словам знакомых, «совсем зачудила».