— Дети? Да какие у нас дети? Нет у нас детей. Мы всё пытались сделать. Три последних года особенно часто. Я делал всё как надо. Это она виновата, проклятая, что не может иметь детей. Но к врачу мы не ходили, дорого. И что? Видите, чем оплатила — изменой. Звонка монета изменщицы, что больно слышать!
— И не говорите, — саркастически ответил метрдотель. Белым платком он протер шею, но вспомнив, что дышал им в подсобке, тут же бросил в урну.
Снова стук. Мехмед взволнованно залепетал: «Юнус Эмре, там драка в баре!»
— Что?
— Славяне дерутся в баре. Бокал в бармена прилетел, из стульев строят баррикады!
— Я банкрот, — смиренно заявил метрдотель. — Отправьте туда всех, и немедленно. Я спущусь через минуту. Бурак, уходите.
— Не буду спать в своем номере. Там вещи Клавдии.
— Мехмед! Мехмед! — со слезами на глазах кричал человек с плачущим бульдожьим лицом, топча ножками под столом. — Отправьте его в номер, где остановились немцы. Всё!
В новом номере, куда привели Бурака, пахло розовой водой, а на кровати в тёмно-красных лепестках неподвижно завис белоснежный лебедь. Нигде не найти ни отпечатка пальца, ни пылинки, и софа, приставленная к балкону, совсем не скрипела. Присев на неё, Бурак почувствовал укусы, по-видимому, бой с клопами в номере ещё не завершен. Хотелось морского воздуха, чистого и освежающего, но сквозь открытое окно влетел ураганный ветер — лепестки разлетелись по полу, а комната наполнилась холодной влагой.
Жаловаться на номер Бурак не решился. Во-первых, он страсть как мечтал прочесть все письма Клавдии к Исмаилу. Его злорадству не было предела: «Как прочитаю писульки, как вскрою твое нутро, змея! Будет что сказать твоим родителям!» Во-вторых, метрдотелю, может быть, неприятна компания с ним, человеком, показавшим себя с не лучшей стороны. В-третьих, когда Мехмед вел Бурака к лифту, второй увидел масштаб драки — две группы молодых ребят в футбольной форме, под непонятную брань и одинаковые кричалки колошматили друг друга, изрядно напугав турецкий персонал. Сейчас не до Бурака.
К вечеру, однако, ужин всё же принесли.
Наковырявшись в остывшей говядине, низкорослый мужчина сбросил с себя одежду и пошел в душ, где простоял полчаса, не притрагиваясь к губке. Обтершийся полотенцем, он не удосужился надеть на себя халат, рухнул в кровать, превратив лебедя в раздавленного гуся.
Все записки датированные — даже в таком деле Клавдия проявила пунктуальность. Бурак расположил четыре листка в хронологическом порядке.
— Для чего такая старомодность, писать письма на бумаге? — вопрос был брошен мужчиной в пустоту, ответа на него не последовало.
Первое письмо от шестого августа.