Столько лет спустя

Ильин обнаружил еще один ящик со снарядом, потом еще один, еще… Остановился в задумчивости. Ремонтные рабочие смотрели на юного лейтенанта — мальчишку и втайне сожалели, что не прислали к ним опытного сапера-фронтовика. Лейтенант меж тем быстро соображал: целый склад снарядов под полотном (их оказалось 140!), у входа в тоннель… Надо искать мину-детонатор. Осматривал каждый сантиметр земли, деревянным ножом осторожно рыхлил землю. Наконец он нашел темный проводок, который и привел его сразу к двум минам-детонаторам, которые дублировали друг друга (не сработает одна, сработает вторая), обе были тщательно замаскированы под шпалами. То ли земля просела, то ли торопились гитлеровцы, но взрыватели мин чуть-чуть не доставали до шпал, и взрыва не произошло.

Пассажирский скорый «Москва — Новороссийск» опоздал всего на час с небольшим. Расписание движения других поездов вообще не было нарушено.

Такой же склад боеприпасов обезвредил Ильин на автостраде Краснодар — Новороссийск, почти полторы тысячи фашистских снарядов и мин насчитали на танкодроме на Малой земле.

Однажды Леонида Ильина вызвали в штаб среди ночи: в Геленджике, на территории санатория «Солнце», найдены две бомбы. «Послезавтра — 5 марта,— сказал начальник штаба,— день выборов, праздник. Понял?» Вместе с лейтенантом Ильиным в Геленджик выехали рядовые Шкуро, Навицкас и Наум.

Одна бомба была в полтонны, но, осмотрев взрыватель, Ильин понял, что с ней пока можно не спешить. Вторая осела у самого берегового обрыва. Берег со временем оползал, осыпался, и вот бомба обнажилась — всего в сорока метрах от главного санаторного корпуса. Выяснилось, что в нее вмонтированы взрыватели-ловушки, извлекать их нельзя и переносить бомбу, даже просто трогать с места — тоже нельзя: включится часовой механизм, взрыв может произойти через несколько секунд. Всю ночь шел проливной дождь. Бомбу до утра закрепили веревками к лестнице, лестницу привязали к дереву — все это на случай нового оползня.

На второй день тоже шел проливной дождь. Приехали командир части и его заместитель. Ильин доложил, что ни перевозить, ни взрывать на месте бомбу нельзя — от санатория ничего не останется.

— Твое решение? — спросил командир.

— У основания берегового откоса выкопать глубокую нишу, осторожно опустить туда бомбу, головной частью в берег. Вся взрывная волна уйдет в море.

— А если бомба сработает немедленно?

— Должны успеть,— ответил Ильин.

Весь день 3 марта под проливным дождем копали нишу, готовили бомбу к взрыву. Операцию наметили проводить на следующий день: Ильин решил дать ребятам ночку отдохнуть.

Из санатория все были выселены. Для целости и сохранности открыли окна и двери в корпусах. Один лишь заведующий клубом улыбнулся снисходительно:

— Ты еще молод, лейтенант, а я войну прошел. Мои окна далеко, не достанет.

Ильин доложил директору санатория.

— Пусть,— сказал директор,— сам потом вставит.

Выставили наряд милиции, санаторное радио в последний раз объявило: «В одиннадцать ноль-ноль…»

Все прошло как по писаному, после сильнейшего взрыва не повредилось ничто. Кроме, конечно, клуба — там не уцелело ни одного стеклышка.

Вторую бомбу увезли в ущелье и взорвали.

4 марта к шестнадцати ноль-ноль операция была закончена, и саперы вернулись в санаторий оформить акт о проделанной работе. Проза, бухгалтерская отчетность: обезврежены две бомбы такой-то марки. С точностью до грамма перечисляется израсходованная взрывчатка. И все. А уж, какой ценой это досталось, про то ни в какие ведомости не запишешь.

Когда они составляли этот прозаический документ, на территории санатория громко говорило радио, диктор рассказывал в тот момент, как лейтенант Ильин с товарищами разминировал железнодорожный путь на Тоннельной.

Вечером отдыхающие санатория «Солнце» попросили лейтенанта выступить перед ними. Вот уж где разволновался Ильин — говорить он не мастер. Пришел на встречу вместе с солдатами. Рассказывал о работе около часа, а потом еще около двух часов отвечал на вопросы, все никак не отпускали лейтенанта.

* * *

Пребеспокойнейшую долю выбрал себе Леонид Ильин. Заявки военкоматов на разминирование поступали с разных концов Краснодарского края: бои в этих местах шли жестокие. Лейтенанта вызывали из театра во время спектакля, уводили с танцевального вечера в Доме офицеров.

Снимал он в ту пору квартиру, а неподалеку, через несколько домов, жила симпатичная десятиклассница. Лихой лейтенант знакомиться с ней стеснялся, да и потом, какие знакомства и свидания, когда сам себе не принадлежишь. Стороной узнал имя — Тамара, при случайных встречах подшучивал, она ускоряла шаг, а потом и вовсе стала обходить его.

Сам себе не принадлежал — это точно. Неожиданности в работе стали закономерностью, неожиданным становилось отсутствие этих неожиданностей.