Столько лет спустя

«Божественной Валерии Мессале от Спартака привет и счастье… Когда ты получишь это письмо, вероятно, меня уже не будет… Будь мужественной в жизни, живи ради любви ко мне, живи ради нашей невинной девоч­ки… К тебе с последним поцелуем летит последняя мысль, последнее биение сердца твоего Спартака».

«Здравствуй, моя дорогая Тасюшечка!.. Последняя наша встреча застыла во мне как яркий поток солнечных лучей… Целую бессчетно раз тебя так, как целовал по­следний раз в парке… Целую Валечку и Шурочку. Оста­юсь твоим. Спартак».

Одно и то же чувство — неумирающее, несжигаемое, неприкосновенное, то самое чувство, которое иногда так трудно укладывается в слова.

Маленькая дочь легендарного вождя восставших рабов, пишет Джованьоли, спросила у матери, показывая на урну:

— Что там внутри?

— Там лежит прах твоего отца,— ответила мать.

Судя по событиям, это могло бы быть где-то в самом начале семидесятых годов до новой эры. С тех пор люди открыли, что Земля круглая, что она вертится, люди изо­брели порох, а слез с тех пор было пролито столько, что если бы их собрать вместе, то это было бы самое глубо­кое и соленое море в мире.

Где-то в самом начале семидесятых годов XX века маленькая Рая спросила у отца, указывая на новый му­зей в комнате:

— Что это?

— Это дедушка твой,— ответил он, указывая на порт­рет.

— Который без ножки?

— Нет, без ножки из Сталинграда вернулся мамин папа. А этого ты не знаешь, он не пришел с войны.

— Почему же он такой молодой?

— Его больше не могли фотографировать… Он мало жил.

— А если бы был живой, он был бы такой же ста­ренький?

— Да.

— И такой же хороший?

Может быть, девочки задали вопрос в один и тот же месяц, в один и тот же день. И одно и то же солнце све­тило им, или плыли по небу одинаковые облака. А может быть, шел мелкий косой дождь?

Через несколько лет Рая станет ровесницей деда.

* * *

Оба Спартака сложили головы за то, чтобы на всей земле, во всем мире не осталось ни одного раба.

* * *

Когда речь идет о таких, как Александр Спартакович Железный, мы говорим: дети войны. Они помнят ее. Если не обожгло, то опалило, и это останется до конца дней — личная память, кровная связь с прошлым.

Глава 11. Жаворонок

Учитель показывал картину Айвазовского.

— Какое здесь море? — спросил он.

Встал мальчик, подумал:

— Одинокое.

— Какое же оно одинокое? — сказал другой.— В нем же рыбы.

Потом учитель показал «Березовую рощу» Куинджи.

— Какие здесь деревья, ребята? Повнимательнее, Лена.

— Мне кажется, деревья здесь чуть-чуть загорают.

— Деревьям весело,— добавил маленький сосед по парте,— потому что летом всегда весело.

Дети задумываются и словно впервые открывают для себя мир. Наверное, в этой чистоте, если хотите, невинности восприятия — источник всякого таланта. Во всяком случае пристальное, вдумчивое внимание рождает любовь.

Уроки рисования в 209-й московской средней школе ведет заслуженный художник РСФСР Борис Михайлович Неменский. Вот он делит класс пополам: «Вы рисуете флот царя Салтана, а вы — флот пиратов…»

Стоит в классе ведро с водой, в которое макаются кисти, малыши не щадят красок, перепачкали парты, перепачкались сами, одни сосредоточенно рисуют светлые паруса, другие — черные. Цвет определяет настроение ребят, их отношение к теме. А по сути — их отношение к добру и злу.

В этой же школе занимается с детьми композитор Дмитрий Борисович Кабалевский. Как назвать эти занятия — уроки музыки? Но музыка здесь — лишь исходная точка.

Разговор на уроке шел о богатырях.

— Мы с вами, ребята,— напомнил Дмитрий Борисо­вич,— уже слушали «Богатырскую симфонию» Бородина, говорили о людях сильных, смелых. Видели трех богаты­рей Васнецова, видели русских полководцев. Какие кар­тины вы запомнили и какая музыка к ним была?

Дмитрий Борисович садится за рояль.

— Ну? Откуда это? О ком? Правильно, об Александ­ре Невском. «Вставайте, люди русские». А это о каком богатыре? О Кутузове, верно. Кто автор? Прокофьев. Мы все о полководцах с вами говорим, а солдат — богатырь? Рядовой солдат? Думайте, думайте. Не жалейте времени, когда думаете. Плохо, когда время тратите бездумно. Думайте про себя, за себя и для себя. А то соседа иногда послушаешь, отсюда неприятности все и начинаются. Ну, Вова? Так, солдат, ты считаешь,— главный богатырь. А теперь я попрошу вас вспомнить солдатскую песню, ну-ка?

Класс думает. Кабалевский неожиданно наигрывает «Жаворонка» Глинки.

— Помните, мы ее пели? Это любимая песня Гайдара. В «Судьбе барабанщика» Сережа просит отца спеть ему солдатскую песню, и тот поет: «Между небом и землей песня раздается…» А-а, вот как вы все удивились, почему солдатская? А вы представьте, ребята: лежит солдат пе­ред боем. Как и все, он любил и любит, мечтал и мечтает: «Лейся, песенка моя, песнь надежды сладкой, кто-то вспомнит про меня и вздохнет украдкой…»

Четвероклассники даже рты раскрыли от внимания и удивления.