Столп. Артамон Матвеев

Украинской склоке не было ни конца ни краю. Верные государю люди доносили Артамону Сергеевичу об измене. Гетман Иван Самойлович на Серка, архиепископ Лазарь Баранович на нежинского протопопа, старого друга Москвы Симеона Адамовича, протопоп на гетмана, гетман в отместку — на протопопа. Пожалуй, один только архимандрит Новгород-Северского Спасского монастыря Михаил Лежайский призывал не верить воеводам, для которых все украинцы изменники. Обида в малороссийских войсках от этой злой молвы нестерпимая.

Артамон Сергеевич, отправляясь к великому государю для извещения о малороссийских строениях и нестроениях, про запас имел ещё одно тонкое дельце — о Никоне. Но все мы под Господней Волей.

Едва переступил порог царского кабинета, Алексей Михайлович сказал:

   — Здравствуй, Артамон! Жду тебя в великом нетерпении. На святейшего Никона опять всех собак науськивают.

   — Государь! — воскликнул радостно Артамон Сергеевич. — А я голову ломал, как к тебе подступиться. Авва[43] Никон крутого нрава человек, не все доносы на него — неправда, но ведь в томлении духа пребывает...

Алексей Михайлович нахмурился, не понравилось о томлении духа, но сказал твёрдо:

   — Запиши и пошли. Не трогать! Что бы ни творил, худого или доброго, — не трогать! Патриарх — перед Богом сам ответит за себя. Одно прикажи — дорогу от окон его келии пусть отведут не меньше, чем за версту. Незачем старцу красоваться своими бедами.

   — А кресты? — спросил Артамон Сергеевич.

   — Пусть лучше кресты рубит, чем слуг своих до смерти бьёт! — улыбнулся. — Бывает твой царь щедр на милости?

   — Ты само милосердие! — Артамон Сергеевич схватил государя за руку, поцеловал. — Таких самодержцев, как батюшка твой, как ты, надёжа наша, — Бог посылает не всякому народу... Помню, генералу Николаю Бауману ты говорил, когда тот требовал казни стрелецкого полковника: «Не всякий рождён храбрецом. Побежал, что делать — грех случился. А другой раз и от него побегут... Все под Богом!»

   — Ну а казнили бы? Вдова, сироты... Я так думаю: чужая погибель — плохой учитель. Страх смерти — страшнее всего на свете. Убежать — жизнь спасти. Жизнь дороже славы.

Артамон Сергеевич положил перед государем книгу черниговского архиепископа Лазаря Барановича.

   — «Трубы духовные», — узнал царь. — Он же присылал сей труд.

   — Нежинский протопоп Симеон приехал, сто десять книг привёз. Восемь книг в дар, остальные владыка просит взять в казну по два рубля с полтиной.

   — Ого! — Алексей Михайлович сощурил глаза. — Это же сколько? Рублей двести?

   — Двести пятьдесят пять.

   — Зачем казне книги? Раздай в мещанские лавки. Продают пусть с великим радением, по ценам, какие сами назовут, но чтоб выручить все двести пятьдесят пять рублёв. И смотри, Артамон! Книг в неволю не давать!

   — Лазарь просит позволения открыть типографию в Чернигове.

   — С Богом!

   — Ещё просит лисьих мехов на две шубы да сукна. Поизносился.

   — Пошли, — сказал царь.

Теперь предстояло говорить о делах, может, и более важных, но склочных. Гетман Самойлович доносил на кошевого Серко. Кошевой-де говорил на кругу: «При котором государе родились, за того и головы сложим. Если войско не пожелает идти к королю, как к государю дедичному, то я, Серко, хоть о десяти конях, поеду и поклонюсь польской короне. А Кеберду просил я у государя, чтоб жену забрать из Слободских полков. Знал бы тогда, что начать».

Доносил гетман и на нежинского протопопа Симеона: ссылается грамотами с Дорошенко и с султаном. А у Симеона, приехавшего в Москву, были свои рассказы о гетмане, о Серко, об архиепископе Лазаре.

Царь выслушал доклад Матвеева скучая.

   — Паучье племя. Друг друга готовы сожрать, — усмехнулся. — У нас в Смуту то же самое было. Что думаешь?

   — Действовать надобно без спешки. Пусть Ромодановский с полком, да Белогородский, да Севский полки, сойдясь с гетманом, выступят к Днепровским переправам. Оттуда, не поспешая переправляться, шлют письма коронному и литовскому гетманам, назначают место для схода. Под Паволочем али под Мотовиловской.

   — А если турки и татары не придут?

   — Тогда, государь, соединяться войсками не след.

   — Коли быть войне, нам незачем соваться первыми! — решил государь. — Но и без дела не отступать! Слышишь? Да пусть в кормах малороссы коней наших не теснят. А договариваться с королём надо о продолжении перемирия, ещё бы лет на десять.

   — За соединение войск нужно требовать с Яна Собеского, чтоб все завоёванные Россией города уступил бы навеки.

Матвеев сказал твёрдо, даже рукой взмахнул, царь глянул на него.

   — Думаешь, уступит?

   — Наше дело — потребовать. А уступить? Города давно уже уступлены. Пора бы и смириться с потерей.

   — Ах, Артамон, делалось бы всё по-твоему.

   — Сегодня, может, и не сделается, а завтра так и будет. По-нашему!

   — По-нашему! — вздохнул государь. — Десятый год Соловецкую крепость взять не можем.

   — Приказа строгого не было! — сорвалось с языка.

Царь не рассердился, вздохнул.

   — Нынче Мещеринову назад с острова хода нет. Вернётся — на плаху, — поправлял оплошность Матвеев. — А деваться некуда — возьмёт твердыню.

Алексей Михайлович отёр ладонями с лица заботу, улыбнулся: