Столп огненный

Этот город был на треть протестантским, и Сильви побывала на воскресной службе: прихожане нисколько не опасались гонений, а сама служба проходила в настоящей церкви. При желании девушка могла бы распродать в Руане все свои книги. Но в этих книгах отчаянно нуждался католический Париж, да и цены в столице были повыше.

Стоял январь 1560 года, и Франция радовалась хорошим вестям. После кончины короля Франциска Второго его мать, королева Екатерина, заняла трон и лишила братьев де Гиз ряда важных должностей. Еще она издала несколько указов, немного облегчивших жизнь протестантам, пусть это были не законы, а временные указы. Все те, кого арестовали за приверженность иной вере, подлежали освобождению; суды по обвинению в ереси прекращались; смертные приговоры за ересь отменялись. Протестанты, которые, как слышала Сильви, стали именовать себя гугенотами[47], наслаждались переменами.

Впрочем, торговля запрещенными книгами по-прежнему считалась распространением ереси и признавалась преступлением.

Плывя вверх по реке, в направлении Парижа, на судне, забитом ящиками с книгами, Сильви испытывала надежду, омраченную страхом. В город она прибыла холодным февральским утром и высадилась на набережной де Ла Грев, у которой теснились десятки других судов и лодок.

Сильви послала предупредить мать о своем приезде и отправила короткую записку Люку Мориаку; в записке говорилось, что она хотела бы лично поблагодарить Люка за помощь с устройством своего путешествия. А сама отправилась к зданию таможни на Гревской площади. Что ж, если ее ждут неприятности, все начнется именно тут.

Сильва предъявила счета и расписки, собранные радениями Гийома; из документов следовало, что Сильви Пало приобрела сто десять ящиков бумаги у вымышленного производителя из Фабриано. Кроме того, Сильви приготовила кошель, чтобы заплатить положенную подать.

– Бумага? – спросил чиновник, которому девушка показала свои документы. – Обыкновенная бумага, на которой ничего не написано и не напечатано?

– Мы с матерью продаем бумагу и чернила студентам, – объяснила Сильви.

– Столько бумаги на продажу?

Сильви осторожно улыбнулась.

– По счастью для нас, в Париже много студентов.

– А зачем было ездить так далеко? Мы и сами делаем бумагу, в Сен-Марселе.

– Итальянская бумага лучше качеством. И дешевле.

– Потолкуйте с начальником. – Чиновник вернул Сильви документы и указал на скамью. – Обождите.

Девушка присела. Ее терзали дурные предчувствия. Всего-то и требовалось, что открыть любой ящик и тщательно тот обшарить. Сильви казалось, что она уже попалась, что ее объявили виновной и оставили ждать приговора. Это ожидание изматывало. Ей даже захотелось, чтобы стражники отвели ее тюрьму; все лучше, чем изводиться неизвестностью.

Она попыталась отвлечься, наблюдая за тем, как работает таможня, и быстро сообразила, что большинство мужчин, заходивших внутрь, было хорошо знакомо чиновникам. Их бумаги просматривали бегло, они уплачивали пошлины и благополучно удалялись. Счастливчики.

Минул мучительный час, и наконец Сильви отвели наверх, в просторное помещение, которое занимал заместитель начальник таможни Клод Ронсар, кислолицый мужчина в темно-коричневом дублете и бархатной шапочке на голове. Отвечая на те же самые вопросы, которые ей задавали ранее, она прикидывала, не стоит ли попробовать подкупить кого-либо из чиновников. Внизу она ничего такого не заметила, но это и понятно, в открытую никто деньги не сует и не берет.

В завершение беседы Ронсар заявил:

– Ваш груз подлежит досмотру.

– Конечно, – согласилась Сильви, стараясь, чтобы ее голос и лицо выражали в лучшем случае легкую досаду от задержки; но сердце начало колотиться как безумное. Она как бы невзначай тряхнула кошелем, и монеты внутри зазвенели, но Ронсар словно не обратил внимания на намек. Наверное, он берет взятки лишь у тех, кого знает лично. Теперь Сильви оставалось только молиться – она не знала, что еще предпринять, чтобы спасти свой груз и свою жизнь.

Ронсар встал, и они вдвоем пошли вниз. Сильви с трудом переставляла ноги, однако Ронсар как будто не замечал ее очевидного смятения и растерянности. Он подозвал того чиновника, который расспрашивал Сильви раньше, и все двинулись на набережную, у которой дожидалось судно.

К удивлению Сильви, на набережной стояла матушка. Изабель наняла грузчика и крепкую повозку о четырех колесах, чтобы доставить ящики с бумагой на склад на рю де Мюр. Сильви объяснила, в чем дело, и Изабель молча обняла дочь. Вид у матери был испуганный.

Ронсар и чиновник поднялись на палубу и выбрали ящик, который надлежало вскрыть и проверить. Грузчик вынес этот ящик на берег и поставил наземь. Сколоченный из древесины, ящик был надежно сбит гвоздями, а на его боку красовалась итальянская надпись «Карта ди Фабриано».

Сильви подумалось, что таможенники вряд ли ограничатся поверхностным досмотром. Скорее всего, они попросту вывалят содержимое ящика на землю – и найдут под бумагой четыре десятка отпечатанных в Женеве французских Библий с пламенными протестантскими примечаниями на полях страниц.