Сегодня забота Майкрофта лишний раз подчеркнула, как сильно он, Шерлок, зависим от скрутивших его в бараний рог обстоятельств; сегодня усталость от затяжного падения в пропасть была особенно ощутима, а безвыходность положения — особенно очевидна.
От привычной апатии, граничащей с отупением, не осталось следа. Шерлок был взвинчен настолько, что каждый его нерв звенел, каждый дюйм его кожи, тонко натянутой на окаменевшие мышцы, неприятно покалывало.
Что послужило толчком к этому срыву, Шерлок понять не мог, но сейчас он был близок к позорному самоубийству так, как никогда ещё за всё время этого бесконечно длящегося кошмара. Чашка черного кофе и пуля в лоб — неповторимый дуэт.
*
Он еле дождался вечера и отправился в Yard, подгоняемый не подвластным логике нетерпением, задолго до назначенного Садерсом времени.
Там он срывал свою злость на ни в чем не повинном бармене, который, Шерлок прекрасно это осознавал, вряд ли был в курсе происходящего настолько, чтобы делать какие-то точные выводы. Мелкая сошка с бычьей шеей и неожиданно грустным взглядом. Шерлок был для него хорошо оплачиваемой работой, которую он делал по возможности добросовестно, без изъянов и особо грубых просчетов. Незначительные, такие, как незапланированное «знакомство» Шерлока с седовласым смертником, Садерс ему прощал — в конце концов, проколы бывают у всех. Надо быть справедливым. И снисходительным к людям, в достаточной мере полезным и ценным.
Обычно Шерлок воспринимал его, как движущийся предмет до тошноты осточертевшего интерьера, и даже цвет его радужки, при всей своей редкой внимательности и феноменальной памяти, так и не удосужился разглядеть. Но сегодня он увидел всё: детские веснушки на искривленном, явно сломанном носе, неестественную водянистость бледно-небесных глаз, небольшое родимое пятнышко удивительно ровной формы на правой стороне мощной челюсти — ближе к идеально ровному уху.
Все эти за пару минут замеченные и навсегда занесенные в личный архив подробности тоже вызывали жгучую ненависть: Эд был звеном той дерьмовой цепи, в которой Шерлок уже задыхался, а значит, заслужил свою порцию ненависти.
Всегда молчаливый и флегматичный, сегодня Шерлок язвил и ехидничал, словесно уничтожая растерявшегося от неожиданных нападок бармена, гонял его, как мальчишку, за «тем самым вином», название которого внезапно забыл, а под занавес своих злобных придирок так резко отодвинул бокал «вонючего пойла», что тот с мелодичным звоном разбился прямо у ног несчастного Эда, залив ему брюки и очень дорогие светло-серые мокасины.
— Твою мать! — прошипел Эд, который знал цену хорошей обуви и нежно любил каждую из тех пар, что ровным аккуратным рядком стояли на нижнем стеллаже его гардеробной.
— Ещё одно только слово…
Оба замолчали надолго.
Шерлок всё ещё был на взводе, но его странная злость уже нашла себе выход и наконец-то немного утихла, перестав быть неуправляемой и мучить стихийной силой.
Эд матерился про себя последними словами, лишний раз убедившись, что все шлюхи — мерзкие твари, достойные лишь свернутой шеи. Даже такие, как этот загадочный Шерлок.
…Легкое движение воздуха по левую сторону Шерлоку было уже не в новинку. С этого, как правило, всё начиналось. Сейчас раздастся гнусавый-слащавый-грубый-глухой-или-какой-там-ещё голос, и всё пойдет по привычному кругу: «ты очень красивый…», «какое тело…» «кончи, парень, пожалуйста, кончи, я так этого хочу…»
Но лениво повернув голову, он не смог скрыть удивления: ничего подобного у него ещё не было. Непримечательная, вполне заурядная внешность, усталое лицо, да и одет явно не от кутюр. Парень как парень. Простой до банальности. Такого в гуще толпы не заметишь. Такой даже не в гуще в глаза не бросится. Только вот взгляд… Странный, отсутствующий. Смотрит и будто не видит, настолько погружен вглубь себя. Что же такого особенного, или важного, или загадочного может быть в тех наверняка весьма примитивных глубинах?
Шерлок продолжал изумленно разглядывать сидящего на соседнем стуле парня, и тот, не находя объяснения внезапному интересу, смущенно откашлялся. Едва заметная улыбка тронула губы.
— Привет. Как дела?
«И этот туда же?!»
Недавняя злость вернулась, помноженная на страстное желание уничтожить, стереть в порошок, раздавить, как это сделали когда-то с ним самим.
— Какое из моих дел тебя интересует больше всего?
Парень растерянно моргнул и обхватил пальцами высокий стакан, наполненный темным ячменным пивом. Пальцы неухоженные, жесткие даже на вид. Эти руки явно соприкасались с оружием, и не один раз. Понятно… Захотелось сладенького, солдатик?
Эд не сводил с них настороженных глаз, всем своим видом давая понять, что это «чужак», но Шерлок и сам уже понял, что сидящий по левую сторону парень — очередная случайная жертва, бездумно влетевшая в липкую паутину муха, из которой вскоре выкачают всю кровь.
Ну и черт с ним. Будет знать, как подсаживаться к шлюхам и интересоваться их блядскими делами.
«Отвратительно! Мерзко! Хуже и быть не может…»
— Я просто спросил. Из вежливости.