Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

София, к этому времени немного успокоившаяся и даже благодаря врожденной веселости и чувству юмора немного развеселившаяся, уже устала валяться на единственной в комнате кровати. Сначала, когда она мокрая и злая оказалась в комнате, она была готова растерзать этого неуклюжего северного увальня, но когда твой сарафан сохнет на улице, а трусики на окне, даже отвесить полновесную пощечину становится весьма проблематичным. Поэтому она просто выговорилась до конца и отправилась в комнату. И теперь, катаясь по кровати, она поостыла, и даже, улыбаясь, покрикивала на сидящего где-то во дворе Сергея просто так, для удовольствия, чтобы лишний раз задеть. Неожиданно София сообразила, что прошло уже немало времени. Она встала и подошла к окну, выходящему не во двор, а в сад, на открытой раме которого сохли трусики. Они были сухие абсолютно! Конечно, они были несравнимыми с сарафаном, но, даже вися на подоконнике, были уже сухие как порох! София на цыпочках подошла к окну. Во дворе, освещенном только несколькими лампочками, за столом уставленным остатками вечернего пиршества, сидел Сергей. Он сидел боком к окну, прямо под лампой, и было хорошо видно, как он, качая сжатую в кулак правую руку и играя желваками, как будто готовится то ли к выступлению, то ли просто к сдаче очень сложного экзамена. Он был до такой степени серьезен, что Софии стало даже смешно, и она, отступив от окна, снова крикнула:

— Сережа. Как там мой сарафан?!

И прижавшись к стенке, незаметно выглянула в окошко. Сергей, вскочив как ужаленный, шагнул к бочке, зачерпнул кувшином воды и, посмотрев на дверь, неожиданно полил ее сарафан. Задохнувшись от негодования, София, придерживая спадающую простыню, распахнула дверь и выскочила во двор.

— Ты что?! Ты что делаешь?! Зачем?! Ну ты совсем офонарел, что-ли?!

От ее крика Шадрин, вздрагивая, отступал шаг за шагом к двери, будто пытаясь спрятаться от этого женского визга, который хлестал его с каждым разом все сильнее и сильнее. Не в силах сдержаться, София схватила кувшин и замахнулась на Сергея.

— Зачем это?! Что ты молчишь?! Ну что ты молчишь?! Ты немой?! Остолоп.

Внезапно Шадрин остановился. Он поднял голову, и его глаза на миг заблестели и стали серьезными и абсолютно трезвыми.

— Извини. Я не хотел. Мне просто надо было. Да к чему это все теперь. Извини, если сможешь. Оставайся, я сейчас уйду.

Он снова как будто сдулся и поник и даже как-то сгорбившись шагнул на крыльцо.

И тут София поняла все. И то, что не в силах и ее отпустить, и себя перебороть, Сережа каждые полчаса поливал ее сарафан водой из кувшина, снова и снова собираясь с духом, чтобы хоть что-то выдавить из себя, а она, дура, этого не поняла, а своим раздражением только еще больше загоняла большого и доброго мужчину внутрь. София стояла рядом со своим сарафаном с кувшином в руках, а Шадрин стоял в дверях дома, с потерянным лицом, всей своей фигурой показывая и боль, и растерянность, и даже ощущение неминуемой потери, которая сейчас произойдет. И ей стало пронзительно жалко этого сильного и красивого парня, который стоял перед ней и не знал, что делать, чтобы не дать ей уйти, одновременно боясь ее чем-то обидеть. София молча зачерпнула из бочки воды и вылила весь, до капельки, кувшин на висящий сарафан. Потом подошла к Сергею. Тот, прикусив губу, смотрел на стоящую перед ним девушку.

— Такой большой и глупенький.

София повела плечами, и простыня соскользнула на землю.

— Недотепа ты мой. — и шагнула к нему.

Утром Игорь с Катюшей, предварительно отзвонившись на всякий случай домой Софии и убедившись, что ее там нет, отправились на дачу. Посреди двора белым флагом, как символ капитуляции, развевался белый сарафан. Супругам пришлось немало пошуметь, пока на пороге дачи не выросла могучая фигура улыбающегося Шадрина, к плечу которого прижималась хрупкая фигурка Софии. Потом был веселый и шумный завтрак, за которым вдруг обнаружилось, что немота у Шадрина пропала напрочь, и он радостен и словоохотлив, а София с нескрываемой нежностью смотрит на него, стараясь лишний раз не выпускать его руку из своей.

Они расписались через две недели, в Севастополе, без свадьбы и пышных торжеств, благо этому помог отпускной билет Сергея, и сразу уехали к нему на родину, знакомиться с родителями. София сразу пришлась там ко двору, и на удивление быстро подружилась со свекровью, оказавшейся простой и доброй русской женщиной, принявшей ее сразу, без анекдотичных нюансов и претензий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное