Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

На север они ехали уже вчетвером, двумя счастливыми семейным парами, со смехом уписывая в купе традиционную вареную курицу и сочные севастопольские помидоры. К большому удивлению Катюши, в самой глубине души не очень верившей в столь скоротечный брак, у них все сложилось счастливо и благополучно. София, которой еще пару месяцев назад и в голову прийти не могло, что она окажется в ранге жены, да еще и на самой северной окраине страны, очень легко и непринужденно вписалась в северный быт, не хватаясь за голову и не пытаясь сбежать сразу обратно домой, под крыло заботливых родителей. Сергей же был просто счастлив, и этим все сказано. Он, как ни странно, не был в розовых очках, а на все смотрел реально, и эта реальность все больше и больше ему нравилась, в чем была огромная заслуга его маленькой и хрупкой гречанки.

И когда потом, спустя годы, командир электромеханической боевой части РПК СН капитан 2 ранга Шадрин возвращался из автономки и на пирсе, вместе с другими женами, его ждала София с детьми, он не удивлялся, когда она, обнимая, шептала ему на ухо абсолютно бессмысленные для всех окружающих слова:

— Пойдем скорее домой милый, мой сарафан такой сухой.

Мимоходом. Еще раз про сон…

В нашем экипаже служила одна легендарная в масштабах всей дивизии, да и флотилии личность — капитан-лейтенант Ванюков Владимир Павлович. Ванюкова знали все. Все его выходки сразу становилось достоянием народа. И дело тут вовсе не в особом складе ума или остроумии, дело в самом Владимире Павловиче. Себя он называл «дитя гарнизонов», был, мягко говоря, не особенно умен, прямолинеен, фанатичный до абсурда искатель справедливости во всем и в то же время по-крестьянски хитер и осторожен. Вот такая борьба единства и противоположностей в одной личности. Служил Палыч, не считая двух лет срочной и пяти училища, уже лет десять. По вышеупомянутым причинам больших высот не достиг, как начал инженером групп, так им и оставался. Продвигать Палыча по карьерной лестнице опасались из-за непредсказуемости характера, а главное — по абсолютному невосприятию техники. Даже через десять лет службы он путал назначение ключей и тумблеров на пульте и совершенно спокойно мог сотворить такое, от чего у других операторов волосы дыбом вставали. Такое отношение к своей личности Палыч считал крайне оскорбительным, и себя полагал несправедливо обиженным. Вообще описать Ванюкова словами невозможно. Его надо было видеть. Мне довелось прожить четыре года в одной каюте с этим представителем рода человеческого, и впечатления от этого до сих пор переполняют меня до краев.

Спать Палыч мог всегда, везде и в любом положении. Даже стоя. Видел лично, и не один раз. Будить Палыча боялись. Каждый выход Ванюкова из сна был чреват непредсказуемыми последствиями. Особенно на вахте. Спросонья буйный каплей хватался за все ключи и тумблеры, до каких рука доставала, и щелкал ими, как попало, роняя аварийную защиту реактора через вахту, а то и чаще. Поэтому будили его, предварительно прижав руки к подлокотникам кресел, что не всегда помогало, так как Палыч обладал первобытной силой, хотя и постоянно жаловался на здоровье. А то и вообще старались не будить, от греха подальше. Пусть спит спокойно, зато не мешает.

На одном из партсобраний в Двинске (а меня как офицера-комсомольца туда периодически загоняли пинками) старпом Пал Пет (Павел Петрович) долго и монотонно объяснял коммунистам, как необходимо решать идейные и организационные задачи по ремонту корабля. Собрания Пал Пет любил, и самое короткое из них длилось не менее двух часов. Немудрено и человеку с недюжинной силой воли задремать. Ну а Палыч первые аккорды речи Пал Пета просто воспринял как команду «Спать!». И, уронив голову на могучую грудь, моментально «умер». Приблизительно через час старпом обратил внимание на спящего Ванюкова, а так как он его очень сильно «любил», решил сделать замечание и прилюдно выстегать.

— Ванюков! Ванюков!

Палыч сидел между мной и старлеем Пулковым, главным прикольщиком и хохмистом корабля. Пулков резко локтем двинул спящего Палыча и громким шепотом выпалил:

— Вставай, Палыч! Тебе выступать!

Естественно, о чем шла речь Палыч не знал и даже не догадывался. Но вскочил и завелся с полоборота.

— А у нас все так! Доколе, Павел Петрович, матросы на драных простынях спать будут? Я ведь даже больше скажу, молчать не буду! Хлорки в гальюне нет! Дезраствора нет! А вдруг инфекция? Что, обосремся?..

И понеслось. Пал Пет только таращил глаза и делал робкие попытки вставить хоть слово. Все было тщетно. Минут тридцать, с пеной у рта Палыч рубил правду-матку по всем вопросам бытия и общественной жизни родного экипажа. Обалдевшие коммунисты стряхнули сон и, хихикая, смотрели на бесплатное представление. Наконец, поймав момент, когда Палыч переводил дыхание, Пал Пет успел вставить фразу:

— Спасибо, Владимир Павлович, за содержательное выступление. Садитесь.

Пал Пет уже и сам был не рад, что связался с неадекватным Ванюком.