Из-за возрастающих криков и восторженных воплей они больше друг друга не слышат. Но Баки опускает руку, чтобы сжать его пальцы. Поделиться силой или унять непонятную, ноющую где-то в ребрах тревогу. Стив улыбается, чуть кивает.
Баки, все хорошо.
У нас все хорошо.
Было, есть и, конечно же, будет.
Я всегда. Я буду тебя всегда находить.
========== 16. Стив/Баки ==========
“Куда нам идти теперь, когда они ушли?” — Стив сверлит взглядом плакат на двери, но даже не чувствует неуместного желания расхохотаться. Смеяться надрывно и громко, держась руками за живот. Хохотать до истерики, слез. Выплеснуть это что-то, что узлом скрутилось где-то в груди, в животе и упрямо сидит там, и давит, с каждым днем разрастаясь. Однажды оно заполнит его целиком, разорвет, развеет по воздуху сотней миллиардов частичек. Развеет в пространстве пеплом и прахом.
… как Баки.
Люди. Совершенно чужие. Там, в комнате, шелестят своими брошюрами и памятками. Царапают пол ножками стульев, выставляя их в круг. Как в клубе анонимных алкоголиков. Ох, да лучше туда бы…
Группа психологической помощи для людей, потерявших родных. Для него. Для Капитана Америка. Боже. Баки бы смеялся до слез, а потом еще подкалывал и припоминал лет эдак с десяток. Это же Баки, ему не хватило бы меньше.
Руки снова трясутся так, что приходится придержать пальцами кисть. И тут же закрыть глаза, выдыхая. Его руки будто живут своей жизнью. Его руки, они еще там — на подступах к затерянной где-то в африканских горах, недостижимой Ваканде. Они еще там, на пыльной тропинке, шарят вслепую, пытаясь нащупать то, что осталось вместо
Стивен и сейчас… не справляется. Нет.
— Стив. Спасибо, что вы снова пришли. Ваш пример дает нам всем силы и надежду. Друзья, давайте присядем. Пора начинать.
Она как чертик из табакерки, эта девчушка, что тревожно похожа на Пегги, какой та была целых семьдесят… целую вечность назад. Он вспоминает вдруг Баки и его смешные попытки распушить перед ней хвост павлином. Отвлечь внимание на себя, чтобы никто никогда не мог, даже не пытался отнять. Стива у Баки и Баки у Стива. Как будто в том хотя бы раз возникала нужда. По крайне мере, когда дело касалось девчонок.
Ножки стульев скребут по полу точно гвоздь по стеклу. У него слезятся глаза и зачем-то ломит все до единого зубы. Стив кивает коротко, сухо и садится с самого краю. Он никакой не герой. Здесь он, как сотни тысяч других, миллионы, что в мгновение лишились друзей и родных. Мир опустел. Мир никогда не станет прежним и не вернется к началу. Даже если б они смогли все вернуть. Говорят, у пространства и времени есть фантомная память… Эта боль, опустошение, слезы — все это уже случилось. Все вписано кровью в память вселенной.
— Стив? С вами все хорошо?
Черт, да просто прекрасно! Нелепей вопроса нельзя бы было даже нарочно придумать.
— Разве здесь есть хотя бы один, кто был бы сейчас на самом деле в порядке? — Стив кривит горько губы и откидывается на спинку, что тут же жалобно, будто протестующе, скрипнет.
“Хэй, мелкий. Прояви немного учтивости, все же дама…”
Баки… вы не понимаете. Он не ушел. Баки все время здесь же, он рядом. Комментирует, провоцирует, злит. Его просто нельзя увидеть, вдохнуть его запах, потрогать. А слышать — ночью, утром, вечером, днем. В любое время года, в любую погоду…
Возможно, именно так слетают с катушек. Возможно, все для него у ж е решено.
— Вы лишились лучшего друга. Я понимаю, Стив. Уже второй раз…
Не второй, девочка. Минимум — третий. А если бы он взялся считать…
Раз — когда Баки напялил пижонскую форму и, насвистывая что-то, так легко ушел на войну.
Два — когда попал в засаду у Аззано.
Три — когда рухнул из несущегося поезда в снежную бездну. Вопль ужаса Стива и сейчас, наверняка, гуляет где-то там, опять и опять отражаясь от скал. Многократно. Вынимая душу любому, кому доведется услышать…
Четыре — когда Стив проснулся через семьдесят лет после крушения во льдах и вспомнил. Вспомнил, что Баки нет, он уже не вернется, и даже тела уже не найти, чтобы проститься с ним и оплакать.
Пять — когда схлестнулся в смертельной схватке с Зимним солдатом и сорвал с него маску. Погибший друг вернулся из мертвых кем-то другим. Когда обрел того, с чьей смертью так и не получилось смириться, а тот снова растворился в многомиллионом Нью-Йорке, сбежал. Растаял мерцаньем в ночи, унося с собой душу и сердце.
Шесть — когда Баки моргнул осторожно, узнавая и признавая его, а после практически сразу опять превратился в Солдата. Когда эта тварь — недобиток из Гидры — опять запустил программу в промытых мозгах, меняющую минус на плюс. Рубильник, отключающий Баки, активирующий машину для одного — для убийств.
Семь — когда увозил Баки в Ваканду и смотрел, как его усыпляют, погружая в спасительный криосон. Могло случиться так, что на много лет или даже веков. Он снова прощался. На всякий случай — навеки.