Storona

Лишь усилил импульс – нет она не плакса, как толпа всех этих, миру выдаст бой!

Не рожать, не верить, не стоять за печкой, бить стереотипы и свободной быть.

Но при этом можно подыскать колечко чтобы спонсор верный, но давал шалить.

И на днище мчится переслой с мигалкой из архаик ценность – окружил кортеж.

Продаются бабы!? А мужчины свалкой в распродажу сразу за красы кутеж.

Коль желать защиты золотой от принца это очень подло, ну тогда и вы

Не желайте женской лепотой напиться…У Алины споры – сердца, головы.

Внешний вид, стремленья, половые роли вам какое дело, если мы сейчас

Пребываем в мире где людские воли измеряют в прибыль – скрытно, напоказ.

А за ширмой денег – корневеет дельность от которой дальше существует мир.

За рабочих нужно выступать, за верность делу лучшей жизни, вот Алины пыл.

Но в попытках что-то рассказать народу – ужас и унынье, ведь народ не тот – Пресекает думы девушка в колоду под рукав, где тайно Hollywood зовет

Но пора Ивану рассказать чем пожил монотонно цельно: знанья, спорт, война

И любовь, и дружба, и семья… Похоже, разноцветность были поцвела сполна.

И пытался раньше дозвониться близким всей родне Анюты, да не вышел ход…

Он писал и сразу разрывал записки, рассмотревши фото – на дисплее код.

Вот не помнит только, кто стрелял в машину? А4 листик… С другом инцидент.

Личность – это маски с древнего почину, а судьба обрывки наших кинолент;

Где герой прописан в тьмущей-тьме героев очень плохо, скудно без каких измен?

Где в кустах рояли, мотиваций строи неоткуда вышли в никудышность стен.

А напротив дама, с тихим плачем глазок обняла парнишку, он почти седой.

Из каких незнанных состоим мы сказок? Примитивность драмы не облегчит боль.

«Посильнее смерти – ход любви и грусти, если в вольной форме повторить слова

Мастерицы века в серебристом хрусте, жить осталось дальше» – подвела она.

И под песни старых полунаших звуков, поседеть в обнимку, желтый свет вдохнуть.

За стеклом вдруг грохот воровливых стуков, нужно выйти, чекнуть, кто пришел гульнуть?

Лет пятнадцать парень – ром, в народе цыган. Ищет что возможно приглянуть в мешок.

И Слободин бодро подбежал: «Час, сыгран! Что ты здесь воруешь? Дам тебе урок!»

Завязалась драка, где Иван разбросил меланхолий тяжкий и липучий зов.

Оппонент лишь спешно, не жалея чресел, все вставал и снова падал от бросков.

И когда Слободин, заломал воришку, перекрыв коленом рому кислород

Он глазниц увидел голубую вспышку и слова: «Дышать же, не могу, урод!»

Иловайск, машина и глаза девчушки цвета неба, вспомнил, что содеял там?

Отпустил пришельца, тот же дал в макушку, пустотелой тарой, на полтыщи грамм.

Но баллончик с перцем успокоил рома – помогла Алина, а Иван в крови,

Затащил подростка в комнатку-хоромы и связал, чтоб было время «отойти».

Пол часа молчанья, а потом пронзилось тишины кипенье, дзюдоист узрел —

Поединок в спорте – для гордыни милость, поединок улиц – ставка – жизнь, в прицел.

Гость нежданный выдал биографий справку – о себе, о роде, имя – Николай

Не ходивший в школу, получил заправку от мамули грамот, сын кочевных стай.

Перенес по детству хворь туберкулеза, потерял часть легких с ребрами двумя.

На лице рисунки криминальной грезы по завету предков и отца ремня.

Ну а как же выжить в этом мире, коли каждый взгляд презренья в тебе видит пса.

Потому кусаться отпущенье доли, лишь богатство статус придает в глаза.

«Никогда не думал в чем причина доли? Почему вас люди не хотят принять?» —

Говорит Алина, обращаясь к Коле. Тот вспылил немного и давай кричать:

«Ну мочи, рассказуй – наша кровь плохая, цвет у кожи грязный и народ не тот…»

«Кровь плюс-минус та же, но веков не зная историчных прошлых – не спасешь свой род.

Говорят с индийских вы пришли просторов занимались частно мелким ремеслом

В феодальном строе не прознали моров, но с капитализмом начался излом.

Малый мастер, фермер не вписались в новый производства способ – стало два пути

Уходить в преступный страшный мир кондовый иль в мануфактуру за гроши идти.

Что осталось делать кочевым народам, что всё время ищут лучших мест в размен?

Потому вас гнали, с каждым новым годом, геноцид устроив – самударипен.

Но была эпоха подобрее светов, весь восток Европы обернулся в ход

Социалистичной красноты советов по-другому стало жить и вам в расчет.

Да проблемно часом осадить пытались, небезгрешно было, но шагал прогресс:

Поселенья, школы и дома давались и с достойной платой трудовой процесс.

Медицина даром – прививали роем, во спасенье дабы не попасть как ты,

Но традиций смутных приходилось с боем изломать развитью их чужды пласты.

Потому коль хочешь разузнать и биться, приходи в марксистский коллектив-кружок» —

Разошлась Алина, а Иван томится, рассветает скоро смены поста срок.

Всё могло бы выйти по-другому, точно – объявить сраженье в повседневный рок.

Заносить искавших отраженьем сточным и кроить фабрично метажизней блок.

Но Иван отвлекся, ведь припомнил спело, что забыть пытался нездоровый мозг.

Он – не он, не личность и неоном село отсверканье Солнца на сиденья доск.

«Скоро смена. Нужно уходить. Ты первый. Компартийный Леси, манифест держи» —