Storona

И в реванше отрок вспрянет бело-синий децентрализатор – меньшее из зол?..

Блокпосты и пропуск оформлять – засада. Чертежи возможно в интернет продать?

Забастовки в странах строили парады по Европе, где же выбрать благодать?

Где бы ни был, будешь просто гастарбайтер – у машин придаток или у платформ.

Но урвать же можно что-то в скудный райдер своей жизни блеклой…Сыну помощь в шторм…

Разговоры с Ваней – будто взгляд стеклянный и подвальный опыт тяга передать:

«Что ж молчишь, сынуля, ты ль как я преданный после смерти стыдно страха умирать?»

Только резкий запах – запах перегара диалог наполнит, непонятно кто

Выпивал от боли, выпивал с раскала незаженных свечек…Из груди груз сто.

Но была же радость – Новый Год при мире, разговоры в кухне, где прищурен глаз.

Зрак жены счастливой, а сейчас всё шире разрослась отлучность Светеных прикрас.

Может быть прознала, ту измену в буче, но любовь и тело иногда вразрез.

А супруга сверху нависает тучей то тепло, то хладно – божество с небес.

На работе утром, в монитор под вечер, да и между – быстро в обработке быт.

День за днем Светлана, будто час извечен с необъятной лаской, в параллель летит.

Но ведь можно как-то проживать нормально? За окном же люди все-таки живут?

На Россию вахтой, как сосед – реально. Подкопить бы денег для семейных чуд.

Солнце греет белым лучезарным светом – Всё что вынес в прошлом – то укажет ход

От распятий видных, самым зримым следом революций древних с Назаретских вод.

8

Чистота больницы и стерильность ока врачеваний долгих из ума голов Инвалидов зависть с тишиной заскока на бодрейших кадров, кто уже здоров.

Пару раз попытка написать в соцсети на странички друга и своей любви

Что давно погибли – без отчизны дети…На палатной койке Ваня терпит дни.

Может здесь в смартфоне, ты найдешь починок – где не место смерти и уродству тел?

Где все живы, целы… Где всеобщий снимок электронный дарит постлюдской раздел…

Ну а ветер острый, за стеклом навеет вспоминанья часа, как недуг схватил

Неизвестный парня, память видит черед тех событий прошлых многоцветных сил.

Роковые сутки – бесконечность ходов. Самый длинный срезок времени и дней.

По знакомствам новым, от судьбы приводов по большим свершеньям бытовых долей.

Разустала осень, разъедая кожу, вроде как вернулся, вроде как давно

Недомир из Минска с протоколом в ложу компромиссов нужных? Что-то здесь не то…

Лишний раз проснешься, вроде не был с болью на войне, на кроссе с несловарным тлом.

А потом как вспомнишь: абрикосы с кровью изоленты, каски, горизонты швом…

Почему-то больно говорить с другими. Мама светит Солнцем, обжигая лоб,

Будто ссохся, папа трезвочом хранимый говорит там где-то, с прошлолетних троп.

На страницах старых из художеств крепких потерялся стержень, что тогда читал

Стало как-то стыдно, обращаться ветхим к персонажам славным, интерес пропал?

Или этот опыт не сравним в реале с этой жизнью броской, где ответ, рецепт?

Лишь усталость рядом, обвивает дали всех районов серых и умов букет Утром нет пробежки, ведь всю ночь на страже – подработка – сторож, в комендантский час.

Путь домой по следу вспоминаний сажи поцелуи, осень, ДМЗешный[210] взглас.

Поворот – автобус, по местам в дорогу. Нужно как-то предкам помогать теперь.

Возвратиться можно в универ, к порогу к тренировкам тоже приоткрыта дверь.

Но охота вышла… Вся учеба – мелочь тренировки – редкость, запустелый зал.

Ветерана статус – бюрократий желочь…В блокировке будто всей судьбы причал.

По дороге встреча – то учитель школьный – поседел историк, добродушный взгляд,

Но при этом мятый, очень огорченный, и на деньги скромный городской парад.

У Ивана в ухе от Луны припевы, прикоснулись взоры и наушник вниз. Разговор короткий, неуместно серый, но учитель видит, как Слободин свис.

«Вот возьми, Ванюша – заходи под вечер» – на бумажке адрес, телеграмм канал

То кружек Марксистский… Распрощались плечи двух людей и в разный понеслись аврал.

А событья в мире не впадают в поле окруженья парня, он не хочет знать

Что, когда, во сколько – слов и цифр море, плот сознанья носит штормовая рать.

Пол часа в жилище. Стол отца забитый номерами, так же чертежами весь.

А у мамы даже есть аккаунт влитый на «винде» с паролем. Надо знать же честь.

Перекус и время ехать в мрак тюремный, ведь «Братишка» хочет увидать друзей.

Чай, одежда, мыло – с передачкой верной присобрался Ваня, взяв с собой рублей.

Час другой и можно вновь увидеть друга. Он такой веселый и бодрящий дух,

Что Иван на фоне как-то мнится сухо. Всё молчит и только навостряет слух.

«Ох, спасибо братик, за вещички, супер! Ведь моя принцесса разозлилась так…

Ты прикинь, закрыли, объясняя дуто незаконно нары покидал, дурак!

Чотырнадцьтий это был годок веселый нас самих забрали ополченцы всех,

Кто хотел за землю постоять сурово, а сейчас упреком – «это был побег».

Ведь закон вернулся… Ничего, я знаю у главы, у «Бати» попрошу свобод

Есть кенты, что так же все ж вернулись к раю вольной жизни, вставши с АКМ[211] вперед…

Вон, хохлов служивых, как и мы, из камер не вернули зоне – дали честь, парад.

От жены скандалов, я вдобавок замер, да, война и баба – то один отряд.»