Сторож

Мик валит его на пол. Дэвис барахтается, гримасничает, хнычет и таращится. Мик держит его одной рукой, другой нажимает ему рот. Дэвис затихает. Мик отпускает его. Дэвис корчится. Мик предупреждающе поднимает палец. Затем присаживается на корточки, чтобы рассмотреть Дэвиса. Разглядывает его, встает и смотрит на него сверху. Дэвис растирает себе руку, наблюдая за Миком. Мик медленно оборачивается, оглядывает комнату. Подходит к постели Дэвиса и раскрывает ее. Поворачивается, идет к вешалке, берет брюки Дэвиса. Дэвис хочет подняться. Мик сбивает его ногой и наступает на него. Потом убирает ногу. Разглядывает брюки и бросает их назад. Дэвис остается на полу, скрюченный. Мик медленно подходит к стулу, садится, с безразличным видом наблюдает за Дэвисом.

Долгая пауза.

Мик. Во что играем?

Занавес

Действие второе

Через минуту. Мик сидит. Дэвис на полу. Молчание.

Мик. Так что?

Дэвис. Ничего, ничего. Ничего.

В ведро наверху капает вода. Оба задирают головы.

Мик(снова смотрит на Дэвиса). Как тебя зовут?

Дэвис. Я тебя не знаю. Я не знаю, кто ты такой.

Пауза.

Мик. Ну?

Дэвис. Дженкинз.

Мик. Дженкинз?

Дэвис. Да.

Мик. Джен-кинз.

Пауза.

Ты здесь спал ночью?

Дэвис. Да.

Мик. Хорошо спалось?

Дэвис. Да.

Мик. Ужасно рад… Ужасно приятная встреча.

Пауза.

Так как, говоришь, фамилия?

Дэвис. Дженкинз.

Мик. Прошу прощения?

Дэвис. Дженкинз!

Пауза.

Мик. Джен-кинз.

В ведро капает вода. Дэвис поднимает голову.

Ты мне напомнил дядиного брата. Вечно на ходу. И всегда с заграничным паспортом. В женщинах знал толк. Твоего сложения. Спортсмен. Прыгун в длину. Любил демонстрировать технику разбега в гостиной под Рождество. Питал слабость к орехам. Да, пожалуй, иначе как слабостью не назовешь. Все не мог наесться. Арахис, грецкие орехи, бразильские орехи, земляные орехи. К фруктовым тортам не прикасался. Имел шикарный хронометр. Достал в Гонконге. За день до этого его вышибли из Армии спасения. Играл четвертым номером запасным за Бекенхэм. Перед тем как стать золотым медалистом. Таскал скрипку за плечами. Потеха! Как детей на Востоке. Наверно, в нем было что-то восточное. Честно говоря, я никак не мог понять, как это он приходился братом дяде. Часто думал, что всё наоборот. То есть что мой дядя был его братом, а он был мой дядя. Но я никогда его дядей не звал. Собственно, я звал его Сид. И мамаша моя его тоже Сидом звала. Смешно. Прямо твой портрет. Женился. На китайце. И уехал на Ямайку.

Пауза.

Надеюсь, тебе хорошо спалось?

Дэвис. Послушай, я не знаю, кто ты такой.

Мик. В какой кровати ты спал?

Дэвис. Да погоди…

Мик. Ну?

Дэвис. В этой.

Мик. А не в другой?

Дэвис. Нет.

Мик. Разборчивый.

Пауза.

Как тебе моя комната?

Дэвис. Твоя комната?

Мик. Да.

Дэвис. Она совсем не твоя. Я не знаю, кто ты такой. Никогда тебя не видел.

Мик. Хочешь верь, хочешь нет, ты до смешного похож на одного парня в Шордиче. Вообще-то он жил в Олдгейте. Я тогда жил у брата в Кэмден-тауне. Так у того парня был ларек в Финсбери, прямо у автобусного парка. Когда я с ним познакомился поближе, оказалось, он рос в Патни. Да это все равно. Я знаю полно людей, что родились в Патни. Даже если они и не родились в Патни, они родились в Фулхэме. Плохо то, что он не родился в Патни, он только рос в Патни. Оказалось, что он родился на Каледониан-роуд, сразу как подходишь к пивной. А мамаша его все еще жила где другая пивная. Все автобусы проходили мимо двери. Она могла сесть на тридцать восьмой, пятьсот восемьдесят первый, тридцатый или тридцать восьмой «А». И доехать по Эссекс-роуд до Далстон-джанкшн в один момент. Конечно, если б она села на тридцатый, он бы повез ее по Аппер-стрит, мимо Хайберн-корнер и потом к собору Святого Павла, но в конце концов она бы приехала к Далстон-джанкшн. Я оставлял у нее велосипед в саду, когда шел на работу. Да, занятно было. Он с тобой на одно лицо. Нос побольше, но это ерунда.

Пауза.

Ты здесь спал ночью?

Дэвис. Да.

Мик. Хорошо спалось?

Дэвис. Да!

Мик. Приходилось ночью вставать?

Дэвис. Нет!