Читаем Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии полностью

Искусствовед Миллард Мисс в свое время предположил, что фигура старика Иосифа, греющегося у костра, была позаимствована художниками из средневековых календарей. Во многих из них на иллюстрациях к январю и февралю мы видим мужчину с частично спущенными чулками или в одном ботинке, который сидит у огня.

Иосиф – подкаблучник или кормилец?

Не стоит думать, что все изображения земного отца Иисуса были настолько комичны. По мере того, как складывался его культ, «кормилец Господень» со второй половины XV в. стал приобретать все более возвышенные и благородные черты. Его «женские» (кормление и уход за ребенком) занятия все чаще переосмысляются в мистическом духе, становятся все благообразнее, пока, наконец, комизм ситуации, связанный с переменой гендерных ролей, не исчезает окончательно. Иосиф делает все то же самое, что и раньше, но показываются его действия по-другому, и сам его образ меняется (298). Особенно ясно возвышение Иосифа видно в сценах Рождества, где, вместо того, чтобы дремать или заниматься хозяйством, муж Девы Марии вместе с женой поклоняется Младенцу (299, 300).


298. Мастер Дрезденского молитвослова. Часослов Кроэн-Ла Фонтен. Брюгге (Бельгия), ок. 1480–1485 гг. Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 23. Fol. 114v


Обычно Бегство в Египет выглядит так: Дева Мария на осле с Младенцем, Иосиф идет впереди с вещами. Однако здесь вещи несет осел, Дева Мария и Иосиф идут рядом, причем младенец Иисус лежит на руках у Иосифа. Последняя деталь хотя и достаточно редкая, но не уникальная: она демонстрирует, насколько важным для позднесредневекового искусства стал образ Иосифа как заботливого отца.

Стремление представить Иосифа истинным «кормильцем» Иисуса приводит к тому, что на многих изображениях события развиваются не совсем так, как в текстах. Например, в популярном Евангелии Псевдо-Матфея и в сочинениях, которые на него опирались, рассказывается, что во время бегства в Египет пищу и питье путники получили благодаря чудесам Христа. В то же время, в позднесредневековой иконографии мы часто видим, что их добывает Иосиф (301, 302).

Наконец, сцены, в которых Иосиф кормит Иисуса, начинают изображать и без всякой связи с Рождеством или Бегством в Египет. В самых разных контекстах мы видим, как отец подает младенцу пищу – как правило, это все та же кашка или фрукт, чаще всего яблоко или груша (303, 304). Если художник представляет Иосифа как подателя земных благ и кормящего отца, значит, именно такой святой нужен и близок его заказчику.


299. Золотая легенда. Франция, XV в. Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 244. Fol. 24r


В «Золотой легенде» Иакова Ворагинского начало рассказа о Рождестве иллюстрируют три сценки. Наверху мы видим поклонение Младенцу, перед которым Иосиф и Мария стоят на коленях, а внизу – домашние хлопоты земных родителей Христа. В тексте «Золотой легенды» об этих повседневных занятиях ни словом не сказано, так что их изображение – плод фантазии художника и заказчика. Слева внизу Дева Мария купает сына, а Иосиф несет воду и дрова. В котелке варится каша, и в данном случае неважно, кто за нее отвечает. Правее Богородица кормит Иисуса грудью, а Иосиф подходит к ним с распростертыми объятиями. Его жест ясно свидетельствует о желании отца взять сына на руки, о нежности, которая на миниатюрах того времени обычно связывалась лишь с отношениями ребенка и матери.

300. Мастер Алтаря святого Варфоломея. Святое семейство. Германия, ок. 1500 г. Frankfurt am Main. Städel Museum


Два сюжета: поклонение Младенцу и его кормление – сливаются воедино. Зритель оказывается словно за одной трапезой с Богоматерью, Иосифом и Христом. На столе стоит очень реалистично выписанная мисочка с кашей, рядом с ней посажен Иисус, которого бережно придерживает Иосиф, а Мария, молитвенно сложив руки, с улыбкой смотрит на своего ребенка. Чего здесь больше – бытовой сценки или религиозного образа? Сакральное и земное сливаются до полной неразличимости, а Иосиф предстает в роли уже не грустного и смешного персонажа, а как на редкость любящий отец.

301 (XLI). Мельхиор Брёдерлам. Бегство в Египет (фрагмент Дижонского алтаря). Франция, 1393–1399 гг. Dijon. Musée des beaux-arts


В этой сцене Бегства в Египет Иосиф не только не пытается решить проблему пропитания, но и вовсе никак не занят заботой о семье. Некоторые искусствоведы даже полагали, что Иосиф выведен здесь в виде пьяницы, однако это не так – он пьет воду.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки
50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Ольга Леоненкова — автор популярного канала о музыке «Культшпаргалка». В своих выпусках она публикует истории о создании всемирно известных музыкальных композиций, рассказывает факты из биографий композиторов и в целом говорит об истории музыки.Как великие композиторы создавали свои самые узнаваемые шедевры? В этой книге вы найдёте увлекательные истории о произведениях Баха, Бетховена, Чайковского, Вивальди и многих других. Вы можете не обладать обширными познаниями в мире классической музыки, однако многие мелодии настолько известны, что вы наверняка найдёте не одну и не две знакомые композиции. Для полноты картины к каждой главе добавлен QR-код для прослушивания самого удачного исполнения произведения по мнению автора.

Ольга Григорьевна Леоненкова , Ольга Леоненкова

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / История / Прочее / Образование и наука
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение