Страга Севера

Эта тайна, придуманная на ходу, этот шепот в отблесках живого огня вдруг сблизили их, сломав, может быть, десятки преград.

– Увидеть бы вас с прической! – мечтательно проговорила она и наверняка уже видела в своем воображении.

– Придет час, – таинственно сказал полковник. – Никогда не следует торопить события.

– Почему вы не говорите тостов? – спросила она. – Вы же грузин?

– Тоже по секрету… Я не грузин.

– Кто же вы? А фамилия?

– В моих жилах течет крутая огненная смесь, – зашептал он. – Если поднести спичку – будет взрыв.

– Мне казалось, вы холодный…

– Представляете, сколько нужно сил и терпения, чтобы сдерживать страсти?

– Представляю…

Нигрей откровенно и как-то романтично тосковал. Он взял гитару и сел на голый пол у камина. И пока просто наигрывал, полковник притащил к огню огромную медвежью шкуру, потом взял на руки Капитолину, отнес и положил в густой и высокий, как трава, бурый мех. Она была счастлива и не могла скрыть этого. Арчеладзе сел рядом с ней, сложив ноги по-турецки, намотал на голову полотенце – изображал султана. И Капитолина тут же подыграла ему, выстелилась возле его ног, положила голову на колени. За столом оставался один Воробьев в окружении молодых олениц и, пожалуй, больше походил на хана: его кормили с ложечки. Нигрей тихо теребил струны – играл превосходно, однако чувствовал, видимо, что сейчас не нужно ни песен, ни громкой музыки.

Полковник больше ничего пока не хотел. Дров – специально напиленных березовых чурбачков – хватило бы до утра. И вина бы хватило, и тепла, только бы ночь не кончалась…

И вдруг в момент радости, оживления души и забытых чувств, в миг тишины, когда даже дрова не стреляли в камине, взорвался и опалил всех огнем незаметный Нигрей.

– Не могу! – закричал он и ахнул гитару об угол камина. – Не могу! Всё, не могу… Эдуард Никанорович! Убей меня! Растопчи меня! Я трус! Я предатель! Я – мерзкая блевотина!.. Эдуард Никанорович! Я предал тебя! Ты спас меня, ты ко мне, как отец!.. А я – предал.

Он не знал, что еще говорить, и только тряс кулаками над своей головой. И как от всякого взрыва, заболело в ушах, зазвенело пространство.

– Что с тобой, Витя? – наконец спросил полковник, медленно возвращаясь к реальности.

Нигрей подтянул колени к подбородку, сложился в комок, уткнул лицо.

– Мне стыдно смотреть…

Полковник ощутил, как напряглось плечо Капитолины под его ладонью и будто током пробило ее безвольное тело.

– Я предал всех. Я вас всех сдал!..

– Прекрати истерику. – Полковник сорвал «чалму», швырнул в огонь. Полотенце накрыло огонь, угли, и в зале потемнело.

– Прости, Эдуард Никанорович. – Нигрей встал. – За истерику прости. За все остальное мне прощения нет. И я знаю, что мне нужно сделать.

Умные оленицы бесшумно покинули зал и растворились где-то в чащах охотничьего терема.

– Говори, Витя. – Арчеладзе взрыл угли щипцами. – И включите верхний свет!

Под потолком вспыхнула люстра из оленьих рогов: тупые рожи кабанов взирали бесстрастно каменными глазами.

– Никанорыч, убери уши, – вдруг сказал Воробьев. – Ну прошу тебя!

– Молчать! – Полковник швырнул щипцы. – Говори, Виктор.

Капитолина села и подобрала ноги.

– Понимаю… Мне уйти, да?

Полковник обнял ее плечо: возле огня ей вдруг стало холодно…

– Слушаю, Витя…

– Я влетел, товарищ полковник, – вымолвил Нигрей. – На «мочалку» не хватило сил… Нет, я хотел, но замерз. И не успел. Не смог. Впрочем, что теперь!..

– К кому влетел?

– Владельцу вишневого «Москвича».

Арчеладзе непроизвольно вздрогнул, и это ощутила Капа – на мгновение отпрянула от него, затем и вовсе отстранилась.

– Продолжай…

– Похоже, он профессионал. Но чей человек – неизвестно. – Нигрей говорил глухо, будто сквозь повязку. – Выждал меня… Видел, как я отрабатывал объект. Все видел… И взял у машины, вытряс все, и «мочалку».

– Продолжай, Виктор…

– А все, Эдуард Никанорович, – выдохнул Нигрей. – Сделал копию пленки. Аппаратура была в «линкольне»… Я виноват, я первым стал искать компромисс. Он диктовал, вязал по рукам и ногам… Очень осторожный и какой-то… неуязвимый. Хотел вырвать у него «мочалку»! И руки согрелись, кофе с ним пил… Не мог! Не знаю почему! Не знаю! Какое-то оцепенение…

– Как у кролика перед удавом, – мрачно заметил Воробьев. – В штанах-то ничего?..

– Уйди, кошкодав, – тихо предложил полковник. – Ступай в лес грибы собирать.

Воробьев неловко выбрался из-за стола, опрокинув несколько рюмок, и поплелся к двери.

– Поверить трудно, – сказал Нигрей. – Но это так… Потом я пытался анализировать свое психическое состояние… Не исключаю, что он воздействовал психотропиком. Хотя кофе пили из моего термоса, сидели в моей машине. Он и не прикасался ко мне, разве что стволом пистолета, когда брал. Я не знаю, что это! Не знаю!

– Спокойно, майор…

– У меня сильно заболело под ложечкой. Ком стал вот здесь. – Он приложил руку к солнечному сплетению. – Сначала думал, желудок болит. Когда-то эрозия была… Только вышел из машины – все прошло.

– Почему ты решил, что он профессионал? – спросил Арчеладзе.