Арчеладзе вернулся в терем, сунулся было в зал, к камину, однако там и углей не осталось. Он вздул легкий пепел и лишь запорошил себе лицо. Подрагивая от озноба, он прихватил со стола непочатую бутылку, стакан и направился в свою спальню. За дверью Воробьева стонала кровать, слышались сдавленные вопли и страстное мычание: похоже, у него была оленица… вот кому все нипочем! Ни боли, ни мук совести! Полковник отворил дверь к себе и тут же услышал все эти звуки еще явственней: перегородки между спальнями были хилые. Он сдернул с себя рубашку и бросил на пол, как мокрую половую тряпку. Нашарил в темноте полотенце на спинке кровати и вдруг увидел на подушках неясное очертание головы в орнаменте светлых волос.
Полковник потянулся к бечевке выключателя торшера, ловил его наугад и никак не мог поймать.
– Не включайте, – попросила Капитолина.
– Надо полагать, ты напилась? – Полковник стал растираться полотенцем. – Приняла наркоз и пришла… так?
– Нет… Простите меня!
Он долго расковыривал пробку на бутылке, затем, отчаявшись, пробил ее пальцем.
– Сейчас… Мне тоже нужно принять наркоз. Чтобы не чувствовать себя образиной рядом с тобой… Сейчас!
– Прошу, не сердитесь на меня… Я женщина, мне можно простить слабости. Я каюсь перед вами…
– Наконец-то! – засмеялся он, прислушиваясь к звукам из-за стены. – А я-то решил, пришла ко мне в постель, чтобы убедиться: импотент я или нет? Вам же интересно узнать своего начальничка! Гадаете сидите…
– Поверьте мне! – взмолилась Капа. – Не хотела обидеть! Не знала, что вы такой… беззащитный.
– Я – беззащитный?
– Нет, я хотела сказать, – заспешила она, – с вами что-то произошло… или происходит! Не ожидала, что вы такой, что так можете… Способны пожалеть человека! Способны чувствовать!
– И потому ты пожалела меня? – Полковник навис над ней. – Пришла ко мне в постель? Из благодарности за чувства? Или из любопытства?
Он включил свет и сам сощурился от его вызывающей резкости. Капитолина закрыла ладонями глаза.
– Уходи! – приказал он. – Эксперимент окончен.
Она протянула руку, погасила свет и белым привидением поплыла к двери. Полковник сел на край постели: будто бы утихнувшие за стеной звуки вновь набирали темп. Слушать это уже не было сил. Он постучал кулаком в стену – там ничего не слышали…
Полковник разделся и лег. Постель была еще теплая, нагретая ее телом, насыщенная энергией и едва уловимым запахом цветочных духов. Он стиснул зубы и застонал, выдавливая из себя неистовую глухую боль разочарования. Это была пытка – слушать все «характерные» звуки! Воробьев резвился там с оленицей и умышленно дразнил его! Все его дразнили, будоражили, как медведя в берлоге. И Капитолина тоже… Возможно, сговорились!..
Он торопливо оделся и выскочил в коридор: мстительная мысль испортить Воробьеву эту ночь заслонила все остальное. Полковник рванул дверь и включил свет…
Воробьев сидел на кровати, полубезумно стонал и качался, усмиряя зубную боль. Щека его была перевязана полотенцем, из-под которого торчком стояла борода.
Пока Арчеладзе свозил Воробьева в районный центр да пока там удаляли больной зуб, занялось серенькое утро. Спать уже было некогда, хотя полковника потряхивало и в глазах резало, словно от песка. Инструктор по поиску грибов – немолодой, седовласый человек, больше походивший на инструктора местного райкома, – поторапливал на завтрак и готовил снаряжение и амуницию. Оживший, но еще с тампоном во рту, Воробьев говорил сквозь зубы и тоже командовал. Присутствие инструктора оскорбляло его, и, воспользовавшись моментом, Воробьев отослал «знатока» грибных мест домой. После завтрака все обрядились в армейские брюки, куртки и сапоги, каждому досталась плащ-накидка, корзина и палка. Свежее всех выглядел Нигрей, поскольку успел напиться и хорошо выспаться у егеря в летней кухне, остальные зевали, терли глаза, в том числе и сам Воробьев.
– Шаг влево, шаг вправо считается побегом, – предупредил он. – Ходить в пределах видимости друг друга, если что – кричать.
И повел в лес, который начинался сразу же за огородами.
Утром полковник всего лишь несколько раз переглянулся с Капитолиной, проверяя ее чувства и отношение: она ничем не отпугивала, не напоминала о вчерашнем. В лесу же Капа оказалась рядом, и они незаметно откололись от Воробьева и Нигрея. Воробьев покрикивал, чтобы не отставали, потому что лес очень большой и Арчеладзе бывал в этих местах всего один раз. Полковник отмахивался и отвечал, что он приехал сюда не грибы собирать, а просто отдохнуть на природе и что в жизни никогда не терялся в лесу, даже в тропиках Никарагуа, где одно время исполнял должность вроде инструктора по поиску грибов – помогал сандинистам отлавливать остатки сомосовских вооруженных формирований.
Они брели молча и через километр окончательно оторвались от спутников. Как назло, не попадалось ни одного гриба, чтобы хоть как-то разрядить напряженное, испытывающее молчание. Но зато еще через километр они вышли на луг, где стоял бревенчатый сеновал на сваях.
– Так спать хочется! – вдруг призналась Капитолина. – Все равно грибов нет…