Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

«Едва ли не самое счастливое Рождество из всех, какие могу припомнить, – писала Мэри в дневнике поздно ночью, вернувшись в свою Темницу. – Несмотря на все ужасные события, которые происходят вокруг нас. Оно счастливое не в смысле какой-то особой яркости и пышности. Но я никогда не видела, чтобы наша семья выглядела такой счастливой – такой единой – такой милой. Были все наши, Рандольф и Вик приехали утром. Никогда не испытывала такое сильное "рождественское чувство". Все были такие добрые – очаровательные – веселые. Интересно, сможем ли мы собраться все вместе на следующее Рождество. Молюсь, чтобы мы смогли. И еще молюсь за то, чтобы следующий год стал счастливее для большего числа людей»[793].

Неофициальное рождественское перемирие так и не было нарушено. «Heilige Nacht и в самом деле – stille Nacht», – писал Джон Мартин (святая ночь – тихая ночь)[794], отмечая, что это «большое облегчение и вообще довольно трогательно».

На территорию Германии и Англии не сбросили ни одной бомбы, и празднующие семьи повсюду в этих странах получили своего рода напоминание о том, как все было когда-то, – только вот церковные колокола не звонили и за очень многими рождественскими столами стулья оставались незанятыми.

А в Лондоне министр информации Гарольд Никольсон проводил Рождество в одиночестве: его жена благополучно пребывала в их загородном доме. «Самое мрачное Рождество в моей жизни, – писал он в дневнике. – Встал рано, хотя работы мало». Он ознакомился с различными служебными записками, за одиноким ланчем почитал «Военные речи Уильяма Питта-младшего»[795], опубликованные в 1915 году. Позже он встретился со своим другом (а иногда и любовником) Реймондом Мортимером в баре отеля «Риц», после чего они пообедали в знаменитом французском ресторане «Прюнье». В конце дня Никольсон посетил рождественскую вечеринку, устроенную министерством (на ней, в частности, показывали кино). Он возвращался в свою квартиру (находившуюся в лондонском районе Блумсбери) по городу, пришедшему в печальное запустение из-за недавних взрывов бомб и пожаров (тающий снег лишь усиливал это ощущение). Ночь стояла исключительно темная – не только из-за режима светомаскировки, но и из-за отсутствия лунного света: стояло новолуние и заметная луна должна была появиться лишь через три дня.

«Бедный старый Лондон начинает казаться очень потасканным, – писал он. – Париж – молодой, веселый, он выдержит небольшое избиение. Но Лондон – горничная-поденщица среди столиц, и, когда у нее начинают выпадать зубы, она выглядит очень больной»[796].

Тем не менее местами городу все-таки неплохо удавалось создать атмосферу рождественского веселья. В одном из дневников современников отмечено: «Все пабы тогда были битком набиты счастливыми пьяными людьми, распевающими "Типперери"[797] и свежую солдатскую песню, где есть такие слова: "Бодрей, ребята, трахнем их как надо"»[798][799].

Глава 68 Яйцекладущее

27 декабря 1940 года, в пятницу, Адмиралтейство провело свои первые полномасштабные полевые испытания воздушных мин Профессора – новой версии воздушных шаров с небольшими бомбами. Девятьсот таких шаров готовили к запуску, который должен был состояться с подлетом немецких самолетов. В некий момент куратор испытаний дал сигнал поднимать шары.

Ни один шар не взлетел[800].

Как выяснилось, группа запуска не получала команду в течение получаса.

Дальнейшее развитие событий оптимизма не добавляло. «Около трети из 900 с лишним надутых шаров оказались дефектными, – пишет Бэзил Кольер, историк воздушной войны, – другие же взорвались уже в начале полета или преждевременно опустились в неожиданные места».

Никакие бомбардировщики не появились; испытания приостановили через два часа.

Однако это не остановило Черчилля и Профессора. Они настаивали, что эти мины не только действенное, но и жизненно необходимое для противовоздушной обороны оружие. Черчилль распорядился, чтобы произвели больше мин и провели больше испытаний. К этому моменту программа их разработки уже получила официальное кодовое название «Яйцекладущее» (судя по всему, без всяких намерений добиться комического эффекта)[801].

Кроме того, продолжались работы, призванные облегчить Королевским ВВС поиск немецких навигационных радиолучей, их глушение или искажение. Но немецкие инженеры постоянно создавали новые варианты устройств и схемы передачи сигнала, конструировали новые передатчики. Между тем немецкие пилоты начинали беспокоиться, как бы британская авиация не начала использовать эти же пучки для того, чтобы определять местонахождение их бомбардировщиков и устраивать воздушные засады.

Но они переоценивали возможности Королевских ВВС. Несмотря на все усовершенствования радаров типа «воздух – воздух» и тактики боя, машины Истребительного командования продолжали, по сути, слепнуть после наступления темноты.

Глава 69 «Старое доброе время» [802]