Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Вечером 29 декабря, в воскресенье, Рузвельт разъяснял необходимость помочь Британии в ходе очередной «Беседы у камина»[803] – 16-й за время его президентства. Он сумел добиться переизбрания и теперь чувствовал, что может говорить о войне свободнее, чем прежде. Он впервые публично использовал слово «нацистский» и назвал Америку «арсеналом демократии» (этот образ предложил Гарри Гопкинс).

«Невозможно сделать тигра смирным, как котенок, просто гладя его, – заявил Рузвельт. – Нельзя мириться с жестокостью». Если Британия проиграет, то одержит верх «нечестивый союз» Германии, Италии и Японии («стран Оси»), и «все мы, в Северной и Южной Америке, будем жить под прицелом» («Под нацистским прицелом», – уточнил он затем в ходе своей речи).

Гопкинс также настаивал, чтобы президент сдобрил свое выступление чем-нибудь оптимистическим. Рузвельт решил проделать это так: «Я уверен, что силы Оси не победят в этой войне. В этой уверенности я опираюсь на самую новую и надежную информацию»[804].

Вообще-то в качестве этой «самой новой и надежной информации» выступало просто его инстинктивное предчувствие, что его план ленд-лиза не только получит одобрение конгресса, но и сместит баланс войны в пользу Британии. Спичрайтер Роберт Шервуд назвал это «собственной тайной уверенностью [Рузвельта] в том, что Акт о ленд-лизе пройдет и что эта мера сделает победу Оси невозможной».

Миллионы американцев слушали эту передачу – и миллионы британцев (в полчетвертого утра по Гринвичу). Впрочем, в Лондоне от нее многое отвлекало. В эту ночь (возможно, в надежде ослабить мощь воздействия очередной «Беседы у камина», запланированной Рузвельтом) люфтваффе устроило один из самых крупных авианалетов в истории «Лондонского блица». Целью стал Сити – финансовый центр Лондона. Неясно, действительно ли устроители рейда намеревались противопоставить его выступлению Рузвельта, но в остальном время налета было рассчитано скрупулезно. Бомбардировщики прилетели в ночь на понедельник, в рождественскую неделю, когда в Сити, как всегда, были закрыты все офисы, магазины и пабы: это означало, что рядом будет мало людей, которые смогут заметить и потушить упавшие зажигательные бомбы. На Темзе был отлив[805], так что река могла дать совсем немного воды для борьбы с пожарами. Кроме того, той ночью не было луны (астрономическое новолуние произошло накануне ночью), что почти гарантировало: со стороны Королевских ВВС не будет практически никакого сопротивления (а то и вовсе никакого). KGr-100, группа люфтваффе, обеспечивающая целеуказание, выходила на цели по сигналам радиомаяков, сбрасывала зажигательные бомбы для освещения целей, а затем фугасные – для того, чтобы разрушить водопроводные магистрали и чтобы дать больше топлива загорающимся пожарам. Довольно сильный ветер усилил возгорание, породив «Второй Великий лондонский пожар», как его потом назвали (первый произошел еще в 1666 году[806]).

Авианалет вызвал полторы тысячи пожаров и разрушил 90 % Сити. Две дюжины зажигательных бомб упало на собор Святого Павла. Так как его купол поначалу скрывали дымы от окрестных пожаров, многие опасались, что собор погиб. Но он уцелел, понеся лишь сравнительно небольшой ущерб. В остальном налет оказался настолько эффективным, что в Королевских ВВС приняли на вооружение похожую тактику, планируя воздушные рейды против немецких городов.

В Берлине Йозеф Геббельс злорадствовал в дневнике по поводу этой атаки, но вначале он обратился к рузвельтовской «Беседе у камина». «Рузвельт, – писал он, – произнес лживую и оскорбительную речь, направленную против нас. В ней он клевещет на рейх и [нацистское] Движение самым хамским образом и призывает к широчайшей поддержке Англии, в чью победу твердо верит. Вот пример искаженного восприятия реальности, присущего этим демократам. Фюрер еще не решил, как поступить по этому поводу. Я бы выступил в пользу по-настоящему жесткой кампании. Пора наконец крепко вдарить по США. Пока что мы только терпели, но, в конце концов, должны же мы иногда защищать себя».

Затем он с видимым удовлетворением обратился к люфтваффе и его недавним успехам. «Лондон дрожит под нашими ударами», – писал он. Более того, он заявлял, что это произвело огромное впечатление на американскую прессу и она просто ошеломлена. «Если бы только мы могли продолжать бомбардировки в таких же масштабах четыре недели подряд, – мечтал он. – Тогда все выглядело бы по-другому. Помимо этого, масса грузов не доходит [до Британии], мы проводим успешные атаки на транспорты и тому подобное. У Лондона в данный момент нет повода для улыбок, это уж точно»[807].

На сей счет Черчилль мог бы кое-что возразить. Время, выбранное для авианалета, который вызвал «Великий пожар», оказалось идеальным для возбуждения сочувствия американцев, как указывал в дневнике Александр Кадоган: «Это может невероятно помочь нам в Америке – в самый критический момент. Слава богу, при всем своем хитроумии, промышленности, эффективности немцы все-таки болваны»[808].