Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Линзы наконец сели нормально. Колвилл явился на еще одно медицинское собеседование в Королевских ВВС и на сей раз – «О упоение!» – прошел. Вскоре он принес присягу в качестве нового члена Добровольческого резерва Королевских ВВС: первый этап на пути к тому, чтобы стать пилотом. Впрочем, в ВВС настаивали, что вначале ему надо запломбировать два зуба (прежде его дантист уверял, что об этом можно не беспокоиться). Процедура заняла час.

В конце концов Колвиллу пришло время покинуть дом 10 по Даунинг-стрит, чтобы начать обучение на летчика-истребителя. Он мог носить контактные линзы лишь примерно по два часа, так что (к счастью) не подходил для экипажа бомбардировщика. Черчилль «согласился, что краткий, напряженный бой, который ведет пилот истребителя, гораздо лучше затяжных ожиданий, которые вынуждена переносить команда бомбардировщика, прежде чем она доберется до своей цели». Однако премьер ужаснулся, когда узнал, что Колвилл будет проходить подготовку не как офицер, а как авиационный эквивалент рядового солдата пехоты – рядовой авиации 2-го класса. «Не соглашайтесь, – посоветовал ему Черчилль. – Вы не сможете взять с собой слугу».

Колвилл писал: «Ему и в голову не пришло, что у одного из его младших личных секретарей, зарабатывающего 350 фунтов в год, может не быть собственного камердинера»[1149].

30 сентября, уложив вещи, Колвилл без лишнего шума попрощался с премьером – зайдя к нему в кабинет. Черчилль держался благодушно и доброжелательно. «Он подчеркнул, что это должно быть просто "au revoir"[1150], поскольку он надеется, что я буду часто возвращаться и наведываться к нему». Черчилль сказал Колвиллу, что ему, премьеру, вообще-то не следовало бы его отпускать – и что Энтони Иден пришел в раздражение, когда выяснилось, что приходится это делать. Но Черчилль признал, что Колвилл совершает «очень благородный поступок».

В конце встречи Черчилль проговорил:

– Я отношусь к вам с огромной симпатией, как и все мы, в особенности мы с Клемми. До свидания, да благословит вас Бог.

Колвилл вышел, ощущая сильнейшую печаль. «Я покидал эту комнату, чувствуя комок в горле: такого со мной не случалось много лет», – писал он[1151].

Нет, Колвилл не погиб в пламени боя после того, как его самолет подвергся обстрелу какого-нибудь «Мессершмитта Ме-109» и развалился на куски. Он прошел летную подготовку и был приписан к разведывательной эскадрилье, летавшей на американских «мустангах» и базировавшейся в Фантингтоне, совсем рядом со Стэнстед-парком. Там он подхватил импетиго[1152]. Леди Бессборо, мать Эрика Дунканнона, пригласила его пожить в Стэнстед-хаусе, пока он не выздоровеет. Через несколько недель его вызвал Черчилль.

– Пора вам сюда вернуться, – заявил премьер.

– Но у меня пока был всего один настоящий полет.

– Ладно, можете сделать шесть. А потом возвращайтесь на работу[1153].

После шести вылетов Колвилл вернулся на Даунинг-стрит, 10 – чтобы возобновить работу в качестве личного секретаря премьера. Незадолго до дня высадки союзников в Нормандии его вызвали обратно в эскадрилью – несмотря на протесты Профессора, заявлявшего, что он слишком лакомая цель для немецкой разведки. Черчилль отпустил его, хотя и неохотно. «Похоже, вы думаете, что эта война ведется для вашего личного развлечения, – заметил премьер. – Впрочем, в вашем возрасте я чувствовал бы то же самое. Так что можете взять боевой отпуск на два месяца. Но в этом году – больше никаких каникул»[1154].

Этот период вряд ли можно назвать каникулами. Колвилл совершил 40 вылетов, проводя разведывательную аэрофотосъемку французского побережья. «Просто дух захватывало, когда мы пересекали Ла-Манш и видели внизу море, так и кипящее всевозможными кораблями, направлявшимися к участкам высадки десанта, – писал он в дневнике. – И еще захватывало дух, когда ты осознавал, что стал частью гигантской воздушной армады, этой тучи бомбардировщиков и истребителей, которых несметное количество – словно скворцов весной; и все эти самолеты движутся на юг»[1155]. Трижды его чуть не сбили. В пространном письме Черчиллю он описывал один такой случай – когда снаряд, выпущенный из зенитного орудия, пробил большую дыру в крыле его самолета. Черчиллю очень понравился этот рассказ.

А потом Колвилл вновь вернулся на Даунинг-стрит, 10. Прежде, до своего недолгого пребывания в рядах Королевских ВВС, он пользовался симпатией в доме 10, но (по словам Памелы Черчилль) к нему там никогда не относились слишком уж сердечно. Теперь же, после возвращения с активной боевой службы, его акции поднялись. «Всем нам, кроме Клемми, не очень-то нравился Джок, – говорила Памела много лет спустя. – ‹…› Но потом он ушел, поступил в авиацию, и мне кажется, что это было очень разумно, потому что, понимаете, когда он объявился снова, все были очень рады его видеть»[1156]. Он больше не казался «размазней», каким его впервые увидела Мэри летом 1940 года. «Ничто не могло быть дальше от истины», – признала она позже.