В 1947 году Колвилл стал личным секретарем принцессы Елизаветы, которой вскоре предстояло сделаться королевой. Предложение застало его врасплох. «Вы обязаны согласиться», – сказал ему Черчилль. Во время своего двухлетнего пребывания на этой должности он познакомился с Маргарет Эгертон, одной из фрейлин принцессы, и влюбился в нее. Они обвенчались 20 октября 1948 года в церкви Святой Маргариты, примыкающей к Вестминстерскому аббатству.
Колвилл достиг славы, затмившей славу всех его собратьев-секретарей, когда в 1985 году он опубликовал свой дневник (его отредактированную версию) под названием «На обочинах власти». Эта работа стала одной из отправных точек для всех исследователей, интересующихся внутренними механизмами работы Даунинг-стрит, 10 при Черчилле. Готовя текст к публикации, Колвилл убрал много личных материалов («тривиальных записей, не представляющих широкого интереса», как он выразился в предисловии), хотя каждый, кому доводилось читать сам его рукописный дневник, хранящийся в кембриджском Черчиллевском архивном центре, мог убедиться, что эти «тривиальные записи» были исключительно важны для самого Колвилла.
Он посвятил свою книгу Мэри Черчилль – «с симпатией и с раскаянием в некоторых не слишком комплиментарных упоминаниях ее особы в начале этого дневника».
В общей сложности Бивербрук пытался официально подать в отставку 14 раз[1157]. В последний раз это произошло в феврале 1942 года, когда он был министром снабжения. Он предпочел уйти, а не занять предложенный ему новый пост – министра военной промышленности. На сей раз Черчилль не стал возражать – несомненно, к большой радости Клементины.
Через две недели Бивербрук ушел окончательно. «Я обязан вам своей репутацией, – признавался он Черчиллю в письме от 26 февраля – это был последний день, проведенный им на рабочем месте. – На самом деле именно вы стали источником уверенности общества во мне. И мою храбрость поддерживали вы». Он заверил Черчилля, что тот – «спаситель нашего народа и символ сопротивления в свободном мире»[1158].
Черчилль отвечал в тон: «В эти ужасные дни мы жили и сражались плечом к плечу, и я уверен, что наше товарищество и наша работа на благо общества не прервутся. Сейчас я хочу от вас одного – чтобы вы вновь обрели силу и самообладание: тогда вы сможете прийти мне на выручку, когда я буду чрезв-но в вас нуждаться». Он отметил, что триумф Бивербрука осенью 1940 года сыграл «важнейшую роль в нашем спасении». Черчилль завершил свое послание так: «Вы – один из оч. немногих наших настоящих боевых гениев»[1159].
Итак, Бивербрук наконец удалился от дел. «Я очень остро ощущаю его уход», – писал Черчилль. По большому счету Бивербрук сумел преуспеть там, где ему нужно было преуспеть: он удвоил объемы производства истребителей в первые же три месяца своего пребывания в кресле министра авиационной промышленности – и (может быть, это не менее важно) всегда находился рядом с Черчиллем. Его советы и шутки обладали полезным дополнительным свойством – они помогали премьеру переживать эти дни. Больше всего Черчилль ценил само общество Бивербрука и ту возможность отвлечься, которую это общество предоставляло. «Я был рад, что иногда имел возможность опереться на него», – писал Черчилль[1160].
В марте 1942 года Бивербрук почувствовал, что ему нужно все-таки объяснить Черчиллю, почему он столько раз угрожал подать в отставку. Он признал, что использовал эти угрозы как инструмент для преодоления задержек и противодействия (короче говоря, чтобы добиваться своего) – и что Черчилль, как ему кажется, вполне понимал это. «У меня всегда складывалось впечатление, – писал он, – что, поддерживая мои методы, вы хотите, чтобы я оставался на своей должности – горячась, угрожая отставкой и потом снова успокаиваясь»[1161].
Они остались друзьями, хотя степень близости этих дружеских отношений время от времени менялась. В сентябре 1943 года Черчилль вернул его в свое правительство – в качестве лорда-хранителя Малой печати[1162]: судя по всему, он сделал это главным образом для того, чтобы его друг и советчик находился под рукой. Впоследствии Бивербрук подал в отставку и с этого поста, но к тому времени и сам Черчилль уже уходил. В одном из томов своей личной истории Второй мировой войны Черчилль дал Бивербруку высокую оценку. «Он ни разу не подвел, – писал Черчилль. – Это был его час».
Профессор был отмщен – он все-таки оказался прав.
В конце концов судья Синглтон проникся достаточной уверенностью касательно разнообразных статистических данных о силе немецкой и британской авиации, чтобы вынести суждение. «Могу прийти к выводу, – писал он в своем финальном докладе, составленном в августе 1941 года, – что соотношение численности немецких военно-воздушных сил и Королевских военно-воздушных сил можно примерно оценить как 4:3 – по состоянию на 30 ноября 1940 года»[1163].