Страх и наваждения

– Ну и куда они провалились! – произнес нарочито громко, имея в виду их всех, но в первую очередь покойника, упакованного в черный пластиковый мешок, – словно примеряя на себя то абсолютное, ни с чем не сравнимое бессилие, в которое погружен человек, когда его, застегнутого на молнию, подхватывают под руки – под ноги и кладут на носилки. Рядом с этим его собственная якобы беззащитность выглядела пошлой безвкусицей, чем-то по меньшей мере оскорбляющим здравый смысл.

Ход его мыслей нарушил голос.

– Эй, есть кто дома?

Отринув нервические фантазии, он вышел в прихожую и опешил: дверь на лестницу была приоткрыта, из щели торчала голова соседа. Он смотрел, не веря своим глазам: как такое может быть?

– А я, это, вышел покурить, гляжу, открыто. – Словно в подтверждение своих слов сосед достал из отвислых треников мятую сигаретную пачку. – Ага, думаю, непорядок. И мысль такая, нехорошая: типа, где один жмурик, там и два. А ты, ага, жив, значит, – блеснув вставным железным зубом, сосед расплылся в улыбке.

Он подумал: в блаженной улыбке идиота. Хотел спросить: ты-то откуда знаешь? Но тот опередил.

– Слыхал, чё делается? Покойника нашли, ага. Милиции набежало! По квартирам ходили, снимали показания. Кто чего видел…

– Узнали что-нибудь?

– Может, и узнали, – сосед курил, глубоко затягиваясь, мастерски, обеими ноздрями, пуская ровные кольца дыма. – Разве скажут? Как говорится, тайна следствия…

Сосед что-то говорил, довольно агакая; он кивал, делая вид, будто слушает. Думая о своем: завтра же поменять замки. Хотя бы один. Утром, перед работой, зайти в контору, поймать местного слесаря. Или не менять?

До разговора на лестнице он был уверен, что закрывал. Сейчас уже нет. Краткосрочное выпадение памяти – первый звоночек, признак подступающей старости.

Еще через час, окончательно убедившись, что о нем забыли, стал готовиться ко сну. Выполняя ежевечерний ритуал, достал из ящика постельные принадлежности; долго и тщательно чистил зубы – водя туда-сюда щеткой, набирая в рот воды и отплевываясь. Прополоскал горло – откидывая назад голову, издавая громкое бульканье, похожее на орлиный клекот. Не чувствуя себя орлом. Вытираясь махровым полотенцем, вспомнил, что забыл покурить – ритуал предусматривал последнюю сигарету. Но пришлось бы выйти на лестницу, этого как раз таки не хотелось.

А хотелось прямо противоположного: забаррикадироваться и никого не видеть. Ни следователя, ни соседей. Остаться наедине с человеком, чье тело унесли на носилках. Про себя он называл его – Человек в плаще.

Вспомнили о нем через неделю. Он собирался на работу, телефонный звонок застал его буквально в дверях. Звонили по городскому. Мужской голос, представившийся следователем, попросил разрешения зайти: непорядок с документами; времени это не займет.

– А… когда?

– А когда вам будет удобно? – следователь ответил вопросом на вопрос.

– Вечером, – он имел в виду: в один из вечеров.

Ему показалось, в трубке зашуршало: бумажки, что ли, перебирает?..

Голос раздался после паузы:

– Договорились. Сегодня в восемь.

Он думал, что следователь придет один. Но тот явился с помощником.

Забыв, что сам же неделю назад выложил на тумбочку, он рылся по карманам – искал паспорт. Протягивая следователю, заметил, что дрожит рука. «Как кур воровал!»

– Сяду? – следователь покосился на пуфик.

– Может, там? – он повел подбородком в сторону кухни.

Через месяц, перед самыми новогодними праздниками, следователь позвонил снова. Извинялся, ссылаясь на «вечный наш бардак с бумажками». Начальство требует закрыть дело этим годом, хватились, а протокола-то и нет; ума не приложу, куда могли засунуть?..

Доверительная интонация – вкупе со ссылкой на неизвестного начальника – переводила затянувшуюся историю чуть ли не в дружескую плоскость.

– Да, конечно, приходите! – он откликнулся с живой готовностью; как на просьбу сослуживца.

Тогда, месяц назад, следователь явно торопился; сейчас – нет. Прежде чем перенести на бумагу его ответы, обдумывал, уточнял детали. Все это время помощник ждал в прихожей.

Когда представители власти, заручившись его подписью, ушли, он – задним умом – заподозрил хитрый план: следователь умышленно держал его в кухне; у помощника была возможность зайти к нему в комнату…

Чувствуя сердцебиение, он подошел к письменному столу, выдвинул нижний ящик, где хранил старые записи – общие тетради с русско-украинскими материалами.

Если его худшие подозрения верны – одно из двух: либо помощник действовал наугад, либо (он метнулся к окну, задернул занавески) – произвели негласный обыск. Заранее, в его отсутствие. Вскрыли замки. Он подумал: возможно, но маловероятно. Перед кем им скрываться? Захотели бы – взяли ордер и пришли.

За эти годы тетради покрылись тончайшим слоем пыли. Он провел пальцем: нетронутой – минутное облегчение, нарушенное давним, всплывшим в памяти разговором.

«Интересно. Чрезвычайно интересно. Но…» – Профессор, страдавший дальнозоркостью, сдвинул на лоб очки.

«Полагаете, уже неактуально?»

«Можно сказать и так…»

Если «можно и так», значит, можно и не так…