Читаем Страх. История политической идеи полностью

(14) Условие Гоббса применимо и в случае спасения, так как положение о человеческом благе в его анализе заключается не только в том, что мы стремимся не только обладать ими, но что мы стремимся к их обладанию. Мы не только желаем достичь блага вечного спасения, но также хотим преследовать его достижение. Для этого нам надо оставаться в живых. См.: Leviathan, ch. II, p. 70.

(15) De Homine, П.6, pp. 48–49. Исследователи Гоббса долгое время спорят о том, понимал Гоббс страх смерти и преследование самозащиты как эмпирическое описание человеческого поведения или как моральное предписание, которому люди должны следовать. Я не думаю, что любая из данных позиций соответствует позиции Гоббса. Для примеров первого анализа См.: Richard Peters, Hobbes (Baltimore: Penguin, 1956), pp. 143-44, 160; Watkins, pp. 50–51, 80–84; David Gauthier, The Logic of Leviathan: The Moral and Political Theory of Thomas Hobbes (Oxford University Press, 1969), p. 7; Jean Hamptom, Hobbes and Social Contract Tradition (Cambridge: Cambridge University Press, 1986), pp. 14–17, 34–35. (в отношении данного вопроса Питерс не однозначен, иногда предполагая, что принцип защиты — не физиологический порыв, а логический постулат человеческого действия. См.: pp. 144–154.) О взглядах сторонников второй позиции см.: A. E. Taylor, The Ethical Doctrine of Hobbes, Philosophy 13 (1938): 406-24; Howard Warrender, The Political Philosophy of Hobbes: His Theory of Obligation (Oxford: Clarendon Press, 1957); Michael Oakeshott, The Moral Life in the Writings of Thomas Hobbes, в изд.: Rationalism in Politics, pp. 295–300. Моя собственная точка зрения опирается на следующие работы, в которых, в основном, утверждается, что дихотомия между эмпирическим описанием и моральным предписанием поставлена неверно в трудах Гоббса и что Гоббс понимал преследование самозащиты как логическую предпосылку человеческого действия и рациональной деятельности. См.: Stuart M. Brown, Jr., Hobbes: The Taylor thesis, Philosophical Review 69 (1959): 303-23; Kavka, pp. 80–82, 329-31, 428-29; Sorrell, pp. 96-109; Tuck, Hobbes, pp. 58–63.

(16) «Не каждый человек в страсти», но «все люди с разумом» называют жизнь благом, а смерть — злом. Elements, 1.1714, p. 94.

(17) De Homine, 12.1, p. 55; Leviathan, ch. 27, p. 206.

(18) Elements, 1.9.6, p. 39; De Cive, 3.12, 6.13, pp. 142, 183; Leviathan, ch. 15, p. 107.

(19) Elements, p. XV. В Левиафане Гоббс предлагает слегка отличную оценку взаимоотношений между страстью и разумом, хотя и не фундаментально противоречащую представленному мной анализу. Он утверждает, что способность человека выводить себя из естественного состояния зависит «отчасти от страстей, отчасти от разума». Leviathan, ch. 13, p. 90. го. Elements, 1.7.2, p. 29. В другом месте Элементов он утверждает, что двумя страстями, управляющими размышлением и поведением, являются стремление и страх. Cм. 1.12.1, p. 61.

(21) De Homine, 12.1, p. 55. Лишь позднее, в Левиафане, Гоббс действительно учтет представление о том, что такие склонности, как, например, надежда, могут сосредоточивать внимание человека на долгосрочном благе и убеждать его искать мира и подчиняться власти правителей. «Страсти, которые склоняют человека к миру, — пишет он в Левиафане, — есть страх смерти; желание вещей, которые необходимы для удобной жизни; и надежда достичь их своей старательностью». Однако вскоре после этого утверждения Гоббс заявляет, что именно страх, предчувствие будущего зла, действительно мотивирует не только поиски мира, но и его поддержание. «Страсть, на которую можно рассчитывать, есть страх.» И все же позднее он напишет: «Из всех страстей больше всех склоняет людей не преступать законы страх. Нет (за исключением некоторых благородных натур), это единственная вещь (когда нарушение закона обещает выгоду либо удовольствие), которая их сдерживает». Leviathan, chs. 13, 14, 27, pp. 90, 99, 206.

(22) Elements, 1.7.2, pp. 28–29.

(23) Leviathan, chs. 6, n, pp. 42, 75.

(24) De Cive, 1.2, p. 113. В Элементах он определяет страх как «определенное представление о зле, случающемся с нами в результате таких действий», рассматриваемых нами, «которое удерживает нас от их совершения». В Левиафане страх определяется как «отвращение, с ощущением боли, исходящей от объекта». Elements, 1.12.1, p. 61; Leviathan, ch. 6, p. 41.

(25) Leviathan, ch. 4, p. 31.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука