Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории

Возьмем, к примеру, хлор. В результате хлорирования воды образуются побочные химические вещества, которые в больших количествах, как было доказано, вызывают рак у подопытных животных и могут увеличивать риск заболевания раком у людей, потребляющих эту воду. Есть эпидемиологические доказательства, что этот риск не просто гипотетический. Следуя принципу предосторожности, следовало бы перестать хлорировать питьевую воду. Но к чему это может привести? «Если перестать хлорировать воду, как это сделали в Южной Америке, мы получим вспышку эпидемии холеры из двух тысяч случаев», – отвечает Дэниел Кревски. И холера – не единственная угроза. Многие опасные болезни, включая брюшной тиф, распространялись через воду и были почти полностью искоренены в развитых странах после того, как в начале ХХ века ее стали хлорировать. Так что, следуя все тому же принципу предосторожности, люди должны хлорировать воду. «Риски есть в любой ситуации, и принцип предосторожности запрещает и действовать, и бездействовать, и принимать серединные меры», – отмечает Санстейн. Это «парализует, так как запрещается делать то, чего требует принцип»^{60}.

Должны ли мы запретить или ограничить использование синтетических химических веществ до тех пор, пока полностью не поймем механизмы их воздействия? Эта идея привлекательна, но не так проста, как кажется. Если запретить применение пестицидов, нас ждет падение урожайности. Фрукты и овощи подорожают, и люди будут покупать их реже и меньше. При этом онкологи считают, что риск развития рака можно снизить, потребляя в достаточной мере фрукты и овощи, чего, к сожалению, многие люди не делают даже сейчас. Таким образом, запрет на применение пестицидов потенциально способен привести к росту числа раковых заболеваний.

Кроме того, не стоит забывать, что о воздействии природных химических элементов на организм человека ученым пока известно не больше, чем о воздействии синтетических химических веществ. А поскольку нет оснований полагать, что «природный» означает «безопасный», а «синтетический» – «опасный», – что бы ни говорил нам Внутренний голос, – о влиянии природных химических элементов на организм человека следовало бы беспокоиться даже больше. «В продуктах питания содержится более тысячи различных природных химических элементов», – говорится в отчете Национальной академии наук США. Любой, кто наслаждается вкусным блюдом из полностью натуральных, органически выращенных продуктов, поглощает тысячи химических элементов, влияние которых на человеческий организм еще полностью не изучено, как и механизмы их взаимодействия с другими химическими веществами. К тому же, как вы помните, из тех природных химических элементов, которые все-таки были изучены в лабораторных условиях, примерно половина вызывала развитие рака у подопытных животных. При введении строгого запрета на применение химических веществ, пока не будет доказана их безопасность, нам было бы просто нечего есть^{61}.

Как защитники окружающей среды, так и сторонники технологического прогресса предпочитают игнорировать подобные дилеммы и выбирают более простые формулировки. В статье «Уроки истории» Всемирный фонд дикой природы рассказал читателям, что когда «в 1939 году швейцарский химик Пол Мюллер синтезировал инсектицид ДДТ, это сочли почти чудом. Вещество убивало самых разных насекомых-вредителей, но, казалось, было безвредным для млекопитающих. Выросла урожайность зерновых, удалось взять под контроль распространение малярии, так как препарат уничтожал разносчиков этого заболевания – комаров. В 1944 году Пол Мюллер был награжден Нобелевской премией. Однако в 1962 году Рэйчел Карсон обратила внимание, что в зонах применения ДДТ гибнут не только насекомые, но и птицы, которые ими питаются. В своей книге Рэйчел Карсон предупреж­дала о вреде пестицидов и прогнозировала массовое уничтожение различных экосистем планеты, если не прекратится «химический дождь». Вряд ли это можно считать дилеммой. С одной стороны, увеличение урожайности и контроль над малярией, что замечательно, но не вопрос жизни и смерти. С другой – угроза «массового уничтожения». Казалось бы, выбор очевиден.