Страна имен. Как мы называем улицы, деревни и города в России

Если бы не катастрофическое начало Первой мировой, если бы не революция и Гражданская война, мы бы еще долго обсуждали это событие. Вдумайтесь: последний российский император Николай II заменил название города, которое дал ему основатель империи. Событие, безусловно, символическое. Впрочем, все началось немного раньше.

Романтическая литература вызвала к жизни национализм. Войдя в моду, он стимулировал национальные движения внутри европейских империй. Сначала греки при поддержке просвещенных европейцев боролись за независимость с Османской империей, затем борьба за независимость перекинулась в европейские империи, и в нее вступили поляки, венгры, чехи и другие. В какой-то момент национализм показался удачной идеей и императору Александру III – хотя, против кого и за какие права могут бороться русские в своей собственной Российской империи, он не уточнил. Зато сказанная им фраза «Россия для русских» привела, в частности, к переименованию прибалтийских городов (1893):

Динамюнде – Усть-Двинск;

Дерпт – Юрьев;

Розиттен – Режица;

Динабург – Двинск.

В случае Дерпта было восстановлено историческое русское название, данное еще Ярославом Мудрым: христианским именем конунга Ярислейфа был Георгий (греч. Γεώργιος), которое на Руси произносится разнообразно. В Древней Руси это был Гюргий, из которого появились популярнейшие современные русские имена: Юрий — 52‐е место, Георгий – 35‐е и Егор и Егорий – 10‐е место согласно рейтингу мужских имен 2015 года. Оттого и город на реке Омовжа назывался сначала Гюргев, а потом Юрьев. У Динабурга также имелось русское название, данное ему царем Алексеем Михайловичем, – Борисоглебск, однако предпочтение было отдано новому имени от гидронима – Двинск.

Александр III умер, но у него были продолжатели: в 1909 году в Петербурге вдруг спохватились, обратив внимание на Динабургскую улицу на периферийном Гутуевском острове, и переименовали ее в Двинскую. Впрочем, петербуржцы, а затем петроградцы и ленинградцы продолжали называть ее по-старому; потребовалось вторичное переименование, совершенное уже Ленсоветом: Динабургская – Двинская, что произошло 10 сентября 1935 года. В 1909 году сменили и название Дерптского переулка: он стал Юрьевым; это имя тоже не прижилось, и переулок оставили в покое. Сейчас эти 400 метров по-прежнему именуются Дерптским переулком – в то время как город из Юрьева давно уже стал Тарту.

Но вернемся в последний день августа 1914 года, когда Николай II переименовал столицу. В те дни в обеих столицах – Петербурге и Первопрестольной Москве – разъяренные толпы громили немецкие дома и магазины. В Москве врачи на собрании приняли решение «в ответ на зверства, проявленные немецкими врачами, бойкотировать немецкие фармацевтические препараты и обратиться ко всем русским врачам с предложением не прописывать больным немецких препаратов» (Петроградские ведомости. 1914. 29 августа).

Так что в акте мгновенного уничтожения «инородной» формы названия города и замены ее русским переводом проявился националистический пафос начала империалистической войны. Уверенность, с которой это переименование было проведено в жизнь, свидетельствует, что восприятие своего двухсотлетнего названия как не просто чужого, но опасного, вражеского в августе 1914 года было характерно для общественного сознания, хотя большая часть интеллигенции Петербурга это начинание не поддержала.

Эта изданная в Праге в 1837 году книга переименовала Петербург в Петроград. Титульный лист третьего тома первого издания «Словаря чешско-немецкого» Йозефа Юнгманна

Следует отметить два важных культурологических момента:

1. Был переименован главный город империи.

2. Переименовывавшие были полноправными преемниками власти, давшей городу старое название. Это не Мехмет Завоеватель, который после захвата византийской столицы Константинополь нарек его Стамбулом.

Таким образом, переименование столицы знаменовало отказ от памяти ее основателя, Петра Великого, в угоду политической конъюнктуре. В переименовании был отражен националистический концепт: город являлся столицей русской империи, и ее название должно было быть понятным прежде всего титульному русскому населению, и никому другому. Важно и то, что в новом официальном названии смещались акценты: все-таки Санкт Петер – это Святой Петр, а Петро-град – город монарха-основателя.