Страна коров

– Моя мама хотела испечь. Ну, знаешь, к твоему приходу. Отпраздновать такой случай.

– Прекрасно. Кекс с цукатами – отлично. И я просто уверен, что сочту кекс с цукатами твоей мамы вполне прекрасным, когда настанет тот день и я приду познакомиться с твоими детьми. Но во сколько мне там нужно быть? На какое время ты это планируешь?

– Я тебе уже не раз напоминала…

– Да, но не могла бы ты мне еще раз сказать, чтоб я не забыл? Я, кажется, много чего в последнее время забываю…

– В два часа.

– Ах да, в два. Конечно же, в два. В два часа когда-нибудь, точно…

Бесси рассмеялась и щелкнула моей резинкой трусов.

– Хватит отчетописательства! – сказала она и откинулась на кровати, потянув меня при этом за собой. Такая позиция для меня не стала беспрецедентной, и со своего наблюдательного пункта я вновь обозрел воды, перемещавшиеся подо мной. Поток влаги из одного места в другое. Постепенное запруживание и внезапное высвобождение мокроты, текущую и текшую всегда. Воду, что пребудет дольше самых крепких и сдерживающих плотин.

Когда утоление жажды у нас обоих завершилось, мы лежали под одеялами, пока она наконец не заснула на другой подушке. Уже забрезжило утро, и до понедельника оставалось совсем немного времени, поэтому я украдкой отполз к своему рабочему столу – продолжать отчет. Взяв карандаш, я взялся писать о двухчасовом обсуждении декларации ведомственной миссии колледжа; и о том, что участникам нравилось в нынешней нашей декларации, а что, по их мнению, следовало бы изменить. Заточив карандаш до еще более тонкого острия, я подробно описывал, как две стороны в конце концов сумели прийти к согласию относительно новой формулировки – если не ради гармонии или коллегиальности, то уж, по меньшей мере, чтоб создать видимость в самостоятельном отчете. В постраничном примечании я с некоторым оптимизмом отметил, что Расти и Гуэн некогда сидели вместе за тем же столом, где ныне проводилась моя фокус-группа, что некогда они были способны оставаться в одной комнате одновременно; однако с равным же сожалением я признавал, что расхождения меж ними теперь, казалось, проникли в колледже во все – включая и мою фокус-группу. Когда все это было сделано, я снова растопырил пальцы сведенной от усталости руки и под ночную тьму, по-прежнему расстилавшуюся у меня за окном, стал писать о последнем вопросе, который все еще нужно было задать, прежде чем счесть фокус-группу завершенной. Усталый, неистовый, в глазах у меня темнело от прилагаемых усилий, я придвинул абажур лампы совсем близко к бумаге и писал, писал, писал…

* * *

А когда оторвался от своего отчета, доктор Фелч снова сунул голову ко мне в дверь.

– Готово уже? – спросил он. – Вы должны были сдать мне отчет на той неделе. А уже эта неделя, и отчета я еще не видел.

– Боюсь, я его пока не закончил.

– Конец хотя бы близок?

– Э-э, не вполне. Мне бы еще чуточку времени…

– Я вам и так уже дал две отсрочки. Сколько вам теперь еще надо?

– Может, неделю. Или больше.

– Сроку вам до понедельника.

– Но это же так быстро! Сегодня уже пятница. Вторая половина дня, и до понедельника меньше трех суток. Завтра начинаются выходные. Видите ли, сэр, у нас с Бесси были планы провести следующие несколько дней, запершись у меня в квартире и запасшись едой на выходные, пивом на неделю и на целый семестр…

– Чарли! Времени вам даю до понедельника. И на этом всё. Черт возьми, от этого зависит судьба нашего колледжа.

В кафетерии Уилл, как мог, попробовал меня приободрить.

– Вы, Чарли, не переживайте так, мальчик мой. Не все годятся в образованческие управленцы.

– Большое спасибо.

Уилл еще раз затянулся сигарой. И сказал:

– Это как моя жена говаривала в начале. Скажет, бывало: «Смиткоут, ты об этом не переживай. Есть и другие способы. Не всем академикам суждено стать великими любовниками. Или наоборот. На белом свете всякие нужны. Поэтому просто выбери что-то одно и стань в этом великим!..»

– Это вам она так говорила?

– Да. Она мне много чего говорила. Но не переживайте: со временем все придет… как что угодно. Видите ли, Чарли, вы слишком близко к сердцу этому своему все подпускаете. Не воспринимайте себя так уж всерьез. Отчет, что вы пишете, – тот, что якобы определит судьбу всего нашего учебного заведения, – ну, может, он и определит. Однако шесть с половиной лет спустя кому будет на него не наплевать? Никому не будет дела, написали вы его или нет. Почему? Да потому что значение он имеет лишь в отрицательном смысле. Если вы его запорете и мы потеряем аккредитацию – все встанут на дыбы. Если же вы просто сделаете свою работу хорошо, никому не будет до этого дела! Таков подлинный героизм образованческого управленца. И таков героизм управленцев в сфере образования вообще. Как столь многое на свете, Чарли, оно просто приходит и уходит, тихо и неприметно, и по этой самой причине – героически.

Я кивнул.